Он прислонился плечом к стене, ощупывая ладонями слои штукатурки.
Кусочки краски, мела, гипса, бетона, вонзались ему в кожу.
Кино не ощущал боли, что есть боль, по сравнению с этим, она ничто, он хотел войти в нее полностью, самому стать этой стеной навечно и навсегда, найти вход, получить ключи от послезавтра. Но почему-то не получалось, тогда он откинувшись головой, несколько раз до хруста костей приложился лбом, припечатался лицом, потекла кровь, на безразличной стене украшенной членами и чертями с рожками, поверх них, с багровыми разводами остались кровавые отпечатки его головы.
Да, теперь головой Кино владел не он сам, а можно сказать, не побоявшись, нечто другое. В таком сочетании, когда тело не обладает умом, а ум иногда подводит, это дорога к полному безумию, которая, как всегда, заканчивается смертью.
Кровь брызнула, из-под черной шапочки натянутой на голову, ложась вольной краской, вроде как на выброшенный ненужный холст, она кидается дикой кошкой на изображение шутовской рожице, намалеванной маркером, какой-то детской рукой, от этого она приобретает, довольно зловещий вид, как у маньяка.
— Эй, мужик, ты чего творишь?!
Не смог войти в стену, наверно, всё же, испугался небытия, вечной темноты, быть пожизненно запертым в бетонной кладке.
Стать мертвым, или живым где-то там, на постоянной основе.
Да и зачем это нужно.
Поэтому Кино остановился, перевести дух, смахнуть с лица потеки крови, послать, куда подальше посторонних свидетелей, чтобы потом исчезнуть, где-то, наверно в прошедшем времени, это тоже его желание, когда погибают все герои, сражающиеся с духом отца шекспировского Гамлета, когда на сцене останется только один артист, ставший легендой, а внизу, где-то на зрительских рядах, рукоплещет публика, только незначительная публика.
— Ты как, там, живой? Тебе бы в больничку надо.
Еще раз переспросил разукрашенный тенями парнишка, косящий под гота, из той компании, неформальной молодежи.
— Ага. А лучше в рехаб. Мне бы не помешало.
Кино сплюнул на землю розоватую слюну, вместе с выпавшим зубом.
Еще одна часть тела, или души, ушла из него, отзываясь отголоском чего-то еще.
— Лиса, а это по твоей части приходиться.
Девчонка с изумрудными волосами, наверно покрашенными аптечной «зеленкой», осторожно приблизилась к нему.
— Вы не пугайтесь, я Алиса. Это Макс, Эльза и Шурик.
— Кино. Че вы тут делаете?
— Мы волонтеры из «Лизы Алерт», — отозвалось зеленоволосое малолетнее чудо, по имени Алиса, или же Лиса.
— Ищем девочку, Свету, она, как десять часов назад потерялась. Не пришла из школы домой. Ходим теперь, клеим везде листовки, расспрашиваем людей.
— Вот смотрите, — она протянула ему бумажный лист, с фотографией и текстом, мутно распечатанный на черно-белом принтере.
Кино посмотрел, вгляделся внимательней: за сегодняшний день, он видел сотни таких девочек, но эта почему-то запомнилась.
Ее уводил в сторону лесного таксопарка, какой-то мужчина, придерживая ее за детский рюкзачок.
Да, рюкзачок, присутствовал на фото тоже, только в жизни он был аляповато- желтым выделявшимся пятном, на всем остальном сером фоне жизни, словно распушившийся подсолнух, или одуванчиком, по имени Светлана.
— Ей всего десять лет.
«Было», хотелось добавить ему, но не смог, поэтому спросил:
— А тебе сколько?
— Мне семнадцать пока, а что?
— Нет, ничего, а где тут квартиры под восьмидесятыми номерами?
— Тут рядом, пойдем, покажу. На, возьми салфетку, кровь сотри.
Они пошли, Алиса по взрослому показывала дорогу между машин, Кино вытирал салфеткой лицо.
Потом она начала спрашивать:
— А ты наркоман? На чем сидишь: герыч, меф, синтетика?
— Хуже. Человек, который ищет отца. Приехал в город, никому неизвестный.
И моя мечта, стать легендой.
— Да ладно?!
— А то, я же не мечтаю стать квадробером, или тиктокером, с лямом подписоты, всего-то, легендой.
— Не, ты точно обдолбанный наркоша. Вот твой подъезд. Пока.
Нам надо искать девочку.
— Ну пока.
Хотя ему захотелось воскликнуть ей вслед, остановить на бегу, эту зеленоволосую фею, раскрашенную под цвет ее зеленых глаз, возникшую точно из сказки:
— Я не обдолбыш, я просто Кино. Я видел эту девочку.
Уголок самовыражения
Уголок самовыражения
Они пошли, Алиса по взрослому показывала дорогу между машин, Кино вытирал салфеткой лицо.
Потом она начала спрашивать:
— А ты наркоман? На чем сидишь: герыч, меф, синтетика?
— Хуже. Человек, который ищет отца. Приехал в чужой город, никому неизвестный.
И моя мечта, стать легендой.
— Да ладно?!
— А то, я же не мечтаю стать квадробером, или тиктокером, с лямом подписоты, всего-то, легендой. Ты слышала о Джонни Кеше?
— Нет, а что?
— Так вот, был такой парень Джонни, нищеброд, если по-нашему. Поэтому он выбрал себе кличку «кеш», то есть деньги, бабло, наличные деньги.
Играл, играл себе на гитаре, пока не превратился в легенду, к тому же пока не заработал много-много денег, благодаря своему прозвищу.
— Не, ты точно обдолбанный наркоша. Вот твой подъезд. Пока.
Нам надо искать девочку.
— Ну пока.
Хотя ему захотелось воскликнуть ей вслед, остановить на бегу, эту зеленоволосую фею, раскрашенную под цвет ее зеленых глаз, возникшую точно из сказки:
— Я не обдолбыш, я просто Кино. Я видел эту девочку.
Это бездна, с болью, в которую хочется упасть, но нет желания, окунуться в нее.
*
Он просто хочет осторепться.
— А вы откуда приехали?
Спросила его арендаторша, точнее хозяйка квартира, когда они подымались по лестнице на четвертый этаж, она приехала вместе вроде дочкой на машине к подъезду.
— Из Вышегорска.
— А это где?
— Вы смотрели «Елки», ну вот, где-то там, рядом, и мы.
— А почему с лицом, что-то не так? Наркоман?
— Поскользнулся в темноте, упал на асфальт.
— Можно посмотреть ваш паспорт?
Спросила она, когда они все втроем, остановились перед дверью квартиры.
Из рюкзака он достал паспорт, протянул ей.
— Вот пажалста: гражданство, прописка, все дела, как положено.
— И зачем приехал?
Спросила женщина, придирчиво рассматривая странички паспорта.
Потом фотографируя его на телефон.
— По делам, — коротко ответил он, беря назад паспорт, взамен протягивая две купюры по пять тысяч рублей.
— Вот плата вперед за месяц.
— Будете смотреть квартиру? — протягивая ему ключи, попутно объясняя на пальцах, его незамысловатый кивок головой она приняла за утверждение:
— Это от домофона, этот от входной двери, этот от вашей комнаты.
— А интернет есть?
— Интернета нету. Нам он не нужен.
И заодно отдавая командирские приказы:
— Газом пользоваться аккуратно, в комнате не курить, блядей не водить, по домофону не отвечать, светом (электричеством) пользоваться экономно, никаких плиток и батарей не включать. А то счетчик мотает.
— Да понял я.
Проговорил Кино, заходя в комнату, торопясь избавиться от назойливых людишек, надеясь, наконец, избавиться от слишком тяжелой ноши, в виде рюкзака, которого он привалил где-то в прихожей, возле обувных полок, потом принять ванну, покушать какую-нибудь еду, что-то, по человечески.
Комната как комната, в «двушке»: обязательный телевизор, стоящий на тумбочке, линолеум на полу в клеточку, раскладной диван, без ничего, (без постельного белья, без одеял, без подушек) сиротливый неостекленный балкон, с одиноко там стоящим офисным креслом, заваленный банками, склянками, всяким мусором.
Кухня с газовой плитой и общей стиралкой, в которой он постирал свой свитер, после этого он стал, мягко говоря, неудобоносимым.
Деревянное окно с форточкой, она открывалась с скрипом и лязгом,, чтобы глотнуть свежего воздуха и чуть покурить, хотя бы половину сигареты.
Кино замучался с курением; на балконе нельзя, нельзя на этажах в подъезде, нельзя возле подъезда. Такие общие правила.
Пришлось уходить подальше от подъезда, где росли деревья.
Одно дерево он полюбил, за его корявость, и молчаливость, когда он курил, а оно согласно кивало ветвями уже без листьев, вслед дыму, или мыслям.
Ванная комната, с навесной полкой, и с чугунной ванной, чугунные с поржавевшей краской трубы, наверху прикручен смеситель для холодной и горячей воды.
Уборная: сам унитаз, стоявший много лет, старого типа, когда гавно не смывается сразу вниз, а скапливается в какой-то ложбине, потом смывается под напором воды, которая потом орет на весь подъезд, особенно по ночам; у-ууу, уууу.
Да и днем тоже бывало, сантехника чудила, издавая грозный рык, похожий на медвежий, предсмертный крик.
Вторая комната без всякой звукоизоляцией, если не считать фанерную дверь, была отведена под музыкальную студию, в ней преподавались частные уроки по музыке.
Днем, вместе с какой-то учительницей, молодой женщиной в очках, сюда на квартиру приходили дети, они колотили в дверь, звонили по домофону, потом гудели на трубках, грохотали барабанами, стучали по пианино.
Конечно, они тоже ходили в туалет, в ванную.
Иной раз не смывая гавно за собой. В прихожей тоже было грязно, после их ног.
Другой раз, Кино решил постирать вручную вещи, в ванной.
Музыкантша ворвалась к нему, когда он стоял полуголый, намыливая труселя, открывая дверь, секунду постояла, ее вытаращенные побелевшие глаза остолбенели, потом с силой она захлопнула дверь.
И че это было?!
Кино хмыкнул, хули сделаешь, тут все такие, чокнутые, от природы.
Что эта преподавательница, что эти воспитанники, которые не могут смыть за собой гавно. Ночью комната промерзала, почти до нуля, когда дыхание вырывалось облачками пара. Радиаторы, старые пластинчатые покрашенные алюминиевой краской, были чуть теплее парного молока. Старые окна, с облупившейся краской, которая когда-то была белой, а теперь, напоминающее прогорклое сливочное масло, сделаны из дерева. Они расположены во всю торцевую длину, находились в щелях, и в трещинах, поэтому свободно пропускали морозных воздух, внутрь комнаты.
Потом она начала спрашивать:
— А ты наркоман? На чем сидишь: герыч, меф, синтетика?
— Хуже. Человек, который ищет отца. Приехал в чужой город, никому неизвестный.
И моя мечта, стать легендой.
— Да ладно?!
— А то, я же не мечтаю стать квадробером, или тиктокером, с лямом подписоты, всего-то, легендой. Ты слышала о Джонни Кеше?
— Нет, а что?
— Так вот, был такой парень Джонни, нищеброд, если по-нашему. Поэтому он выбрал себе кличку «кеш», то есть деньги, бабло, наличные деньги.
Играл, играл себе на гитаре, пока не превратился в легенду, к тому же пока не заработал много-много денег, благодаря своему прозвищу.
— Не, ты точно обдолбанный наркоша. Вот твой подъезд. Пока.
Нам надо искать девочку.
— Ну пока.
Хотя ему захотелось воскликнуть ей вслед, остановить на бегу, эту зеленоволосую фею, раскрашенную под цвет ее зеленых глаз, возникшую точно из сказки:
— Я не обдолбыш, я просто Кино. Я видел эту девочку.
Это бездна, с болью, в которую хочется упасть, но нет желания, окунуться в нее.
*
Он просто хочет осторепться.
— А вы откуда приехали?
Спросила его арендаторша, точнее хозяйка квартира, когда они подымались по лестнице на четвертый этаж, она приехала вместе вроде дочкой на машине к подъезду.
— Из Вышегорска.
— А это где?
— Вы смотрели «Елки», ну вот, где-то там, рядом, и мы.
— А почему с лицом, что-то не так? Наркоман?
— Поскользнулся в темноте, упал на асфальт.
— Можно посмотреть ваш паспорт?
Спросила она, когда они все втроем, остановились перед дверью квартиры.
Из рюкзака он достал паспорт, протянул ей.
— Вот пажалста: гражданство, прописка, все дела, как положено.
— И зачем приехал?
Спросила женщина, придирчиво рассматривая странички паспорта.
Потом фотографируя его на телефон.
— По делам, — коротко ответил он, беря назад паспорт, взамен протягивая две купюры по пять тысяч рублей.
— Вот плата вперед за месяц.
— Будете смотреть квартиру? — протягивая ему ключи, попутно объясняя на пальцах, его незамысловатый кивок головой она приняла за утверждение:
— Это от домофона, этот от входной двери, этот от вашей комнаты.
— А интернет есть?
— Интернета нету. Нам он не нужен.
И заодно отдавая командирские приказы:
— Газом пользоваться аккуратно, в комнате не курить, блядей не водить, по домофону не отвечать, светом (электричеством) пользоваться экономно, никаких плиток и батарей не включать. А то счетчик мотает.
— Да понял я.
Проговорил Кино, заходя в комнату, торопясь избавиться от назойливых людишек, надеясь, наконец, избавиться от слишком тяжелой ноши, в виде рюкзака, которого он привалил где-то в прихожей, возле обувных полок, потом принять ванну, покушать какую-нибудь еду, что-то, по человечески.
Комната как комната, в «двушке»: обязательный телевизор, стоящий на тумбочке, линолеум на полу в клеточку, раскладной диван, без ничего, (без постельного белья, без одеял, без подушек) сиротливый неостекленный балкон, с одиноко там стоящим офисным креслом, заваленный банками, склянками, всяким мусором.
Кухня с газовой плитой и общей стиралкой, в которой он постирал свой свитер, после этого он стал, мягко говоря, неудобоносимым.
Деревянное окно с форточкой, она открывалась с скрипом и лязгом,, чтобы глотнуть свежего воздуха и чуть покурить, хотя бы половину сигареты.
Кино замучался с курением; на балконе нельзя, нельзя на этажах в подъезде, нельзя возле подъезда. Такие общие правила.
Пришлось уходить подальше от подъезда, где росли деревья.
Одно дерево он полюбил, за его корявость, и молчаливость, когда он курил, а оно согласно кивало ветвями уже без листьев, вслед дыму, или мыслям.
Ванная комната, с навесной полкой, и с чугунной ванной, чугунные с поржавевшей краской трубы, наверху прикручен смеситель для холодной и горячей воды.
Уборная: сам унитаз, стоявший много лет, старого типа, когда гавно не смывается сразу вниз, а скапливается в какой-то ложбине, потом смывается под напором воды, которая потом орет на весь подъезд, особенно по ночам; у-ууу, уууу.
Да и днем тоже бывало, сантехника чудила, издавая грозный рык, похожий на медвежий, предсмертный крик.
Вторая комната без всякой звукоизоляцией, если не считать фанерную дверь, была отведена под музыкальную студию, в ней преподавались частные уроки по музыке.
Днем, вместе с какой-то учительницей, молодой женщиной в очках, сюда на квартиру приходили дети, они колотили в дверь, звонили по домофону, потом гудели на трубках, грохотали барабанами, стучали по пианино.
Конечно, они тоже ходили в туалет, в ванную.
Иной раз не смывая гавно за собой. В прихожей тоже было грязно, после их ног.
Другой раз, Кино решил постирать вручную вещи, в ванной.
Музыкантша ворвалась к нему, когда он стоял полуголый, намыливая труселя, открывая дверь, секунду постояла, ее вытаращенные побелевшие глаза остолбенели, потом с силой она захлопнула дверь.
И че это было?!
Кино хмыкнул, хули сделаешь, тут все такие, чокнутые, от природы.
Что эта преподавательница, что эти воспитанники, которые не могут смыть за собой гавно. Ночью комната промерзала, почти до нуля, когда дыхание вырывалось облачками пара. Радиаторы, старые пластинчатые покрашенные алюминиевой краской, были чуть теплее парного молока. Старые окна, с облупившейся краской, которая когда-то была белой, а теперь, напоминающее прогорклое сливочное масло, сделаны из дерева. Они расположены во всю торцевую длину, находились в щелях, и в трещинах, поэтому свободно пропускали морозных воздух, внутрь комнаты.
Уголок самовыражения
«И лампа не горит, и врут календари, и если ты захочешь мне сказать, то говори….»
Вечно что-то такое, неизбывное, сплиновское, наверное.
Наверно мозгу нравилось испытывать удовольствия, от разных веществ.
Кино тогда решил пойти на крайние меры.
«и черный кабинет, и ждет в стволе патрон….»
Ведь в его голове поселись нечто другое, внутри ее образовалось вроде железного гвоздика, по которому непрерывно кто-то стучит махоньким таким молоточком.
Он пока маленький, но вскоре вырастет, станет большим, потом будет стучать как отбойным перфоратором по бетону, теперь отчетливо понимал Кино.
Место ушедшего Симпатяги ведь должен кто-то занять, что мне за это будет, спрашивал он кого-то еще.
— Что мне за это будет?!!! Ответьте, плиз??!!
Дзын-дзын, дзын-дзын, пока молчаливо раздается, в такт песни:
«Так тихо, что я слышу, как в глубине, идет, вагон метро…»
Он вышел из дома, хлопнув дверью подъезда на ходу набирая номер телефона, из скомканной листовки.
Гудки, женский голос, сведенный со многими абонентами, вроде голосовой конференции.
— Лиза Алерт по Екатеринбургу, слушаю вас.
— Здрасте, можете дать номер Алисы? Она работает у вас волонтером.
— Алиса, Алиса, а это та девушка с зелеными волосами?
— Да, та самая.
— Молодой человек, простите, но у нас так не принято, давать номера незнакомым людям.
— Это очень важно, для всех.
— Не знаю, она сейчас на поиске, ладно, попробую вас соединить, через коммутатор, если же конечно она возьмет трубку. Ждите.
Снова длинные гудки, потом узнаваемый голосок девчонки, доносящийся через десятки чужих незнакомых голосов.
— да, я слушаю, говорите.
— Это Кино.
— Кино??!
— Ну тот из арки, легенда, помнишь?
— А-а, и что? мне некогда общаться.
— Я знаю, где ее найти, эту девочку.
— Она жива? Ее можно спасти?
— Да, пока да, но это не по телефону.
— Ты счас где?
— На улице Краузе, дом 81, вышел на улицу, вот иду в магазин, за хлебом.
— Оставайся там, пожалуйста, мы счас будем, возле тебя.
«И где-то хлопнет дверь, и дрогнут провода…
И как хрупка жизнь, на самом деле.
Вечно что-то такое, неизбывное, сплиновское, наверное.
Наверно мозгу нравилось испытывать удовольствия, от разных веществ.
Кино тогда решил пойти на крайние меры.
«и черный кабинет, и ждет в стволе патрон….»
Ведь в его голове поселись нечто другое, внутри ее образовалось вроде железного гвоздика, по которому непрерывно кто-то стучит махоньким таким молоточком.
Он пока маленький, но вскоре вырастет, станет большим, потом будет стучать как отбойным перфоратором по бетону, теперь отчетливо понимал Кино.
Место ушедшего Симпатяги ведь должен кто-то занять, что мне за это будет, спрашивал он кого-то еще.
— Что мне за это будет?!!! Ответьте, плиз??!!
Дзын-дзын, дзын-дзын, пока молчаливо раздается, в такт песни:
«Так тихо, что я слышу, как в глубине, идет, вагон метро…»
Он вышел из дома, хлопнув дверью подъезда на ходу набирая номер телефона, из скомканной листовки.
Гудки, женский голос, сведенный со многими абонентами, вроде голосовой конференции.
— Лиза Алерт по Екатеринбургу, слушаю вас.
— Здрасте, можете дать номер Алисы? Она работает у вас волонтером.
— Алиса, Алиса, а это та девушка с зелеными волосами?
— Да, та самая.
— Молодой человек, простите, но у нас так не принято, давать номера незнакомым людям.
— Это очень важно, для всех.
— Не знаю, она сейчас на поиске, ладно, попробую вас соединить, через коммутатор, если же конечно она возьмет трубку. Ждите.
Снова длинные гудки, потом узнаваемый голосок девчонки, доносящийся через десятки чужих незнакомых голосов.
— да, я слушаю, говорите.
— Это Кино.
— Кино??!
— Ну тот из арки, легенда, помнишь?
— А-а, и что? мне некогда общаться.
— Я знаю, где ее найти, эту девочку.
— Она жива? Ее можно спасти?
— Да, пока да, но это не по телефону.
— Ты счас где?
— На улице Краузе, дом 81, вышел на улицу, вот иду в магазин, за хлебом.
— Оставайся там, пожалуйста, мы счас будем, возле тебя.
«И где-то хлопнет дверь, и дрогнут провода…
И как хрупка жизнь, на самом деле.
Уголок самовыражения
Уходят люди, но легенды остаются.
22 июля 2025 года ушел из жизни Оззи, скорее всего написавший самоучитель, то есть, показав в реальности, как стать легендой, наверно еще при жизни.
Тяжелый путь, тяжелое детство, тяжелая жизнь: концерты, фанаты, которые все время требуют ужасного невыносимого контента, а он просто хотел остаться собой, милым и добрым мальчиком, юношей, мужем.
5 июля 2025, Оз, подарил всему миру свой последний концерт, на стадионе Бирменгема.
Он вышел на сцену, перед многотысячными зрителями, точнее, выехал, на инвалидной коляске.
Пел в микрофон вживую, без фонограммы,
Конечно всего-то четыре песни в рамках какого-то ежегодного феста, но все равно.
Да, как обычно забывал слова, не попадал в ритм, но все равно это было великолепное шоу.
Его последнее шоу, самое-самое, что ни на есть последнее.
Не поклонник «хеви», панка, рока, не фанат Оззи, для меня он просто обычный человек, который хоть что-то сделал в своей жизни.
Даже его последний поступок, вызывает уважение.
Называется, пойти наперекор судьбе, или жизни.
Интересно, что он чувствовал перед смертью…
Не знаю, или знаю, но не хочу говорить об этом.
Конечно, Оззи знал что умирает, его часы сочтены, если не по минутам, то по секундам, но все равно вышел на сцену, чтобы поделиться с нами своей житейской мудростью пред смертью.
Уходит эпоха, уходят живые легенды из жизни, этого не избежать, но потом они, творцы которые творят то ли музыку то ли стихи, бередящие души людей, становятся почти бессмертными богами.
Они станут обитать на Олимпе.
Живи там, с миром, Оззи Осборн.
22 июля 2025 года ушел из жизни Оззи, скорее всего написавший самоучитель, то есть, показав в реальности, как стать легендой, наверно еще при жизни.
Тяжелый путь, тяжелое детство, тяжелая жизнь: концерты, фанаты, которые все время требуют ужасного невыносимого контента, а он просто хотел остаться собой, милым и добрым мальчиком, юношей, мужем.
5 июля 2025, Оз, подарил всему миру свой последний концерт, на стадионе Бирменгема.
Он вышел на сцену, перед многотысячными зрителями, точнее, выехал, на инвалидной коляске.
Пел в микрофон вживую, без фонограммы,
Конечно всего-то четыре песни в рамках какого-то ежегодного феста, но все равно.
Да, как обычно забывал слова, не попадал в ритм, но все равно это было великолепное шоу.
Его последнее шоу, самое-самое, что ни на есть последнее.
Не поклонник «хеви», панка, рока, не фанат Оззи, для меня он просто обычный человек, который хоть что-то сделал в своей жизни.
Даже его последний поступок, вызывает уважение.
Называется, пойти наперекор судьбе, или жизни.
Интересно, что он чувствовал перед смертью…
Не знаю, или знаю, но не хочу говорить об этом.
Конечно, Оззи знал что умирает, его часы сочтены, если не по минутам, то по секундам, но все равно вышел на сцену, чтобы поделиться с нами своей житейской мудростью пред смертью.
Уходит эпоха, уходят живые легенды из жизни, этого не избежать, но потом они, творцы которые творят то ли музыку то ли стихи, бередящие души людей, становятся почти бессмертными богами.
Они станут обитать на Олимпе.
Живи там, с миром, Оззи Осборн.
Уголок самовыражения
Я кто?
Да никто.
А звать тебя звать как?
Да никак.
Тогда почему ты впрягся за обыкновенную потеряшку раз тебя звать никто и никак?!!
Не знаю. Наверное так нужно. Эта девочка с желтым портфелем похожим на солнышко так хочет жить. Она нарисует кисточкой на мольберте город которого нет, дома, улицы, приют с попугаями, с зеленой травой, конечно для себя и для всех нас.
Смотри сам в себе, это только твои проблемы. Напоследок, тот кто, который исполняет только одно желание, вот подсказка, она где: ВИЗ, или Шарташ. Игра в рулетку, чет или нечет.
Ему видимо интересно поиграть, во что-то такое.
Внутренний голос исчез вроде маленьким раскатистым эхом, а молоточек остался, который настойчиво принялся стучать внутри головы, вроде дятла на дереве тук-тку, тку-тку.
Девочка-солнце счастье рисует людям и конечно себе.
Которая учится в школе, а потом после уроков ходит в классы, при художественной мастерской, раньше он назывался «дом пионеров», а сейчас ДДЮТ.
Светлана Егорова, в тот день, после уроков побежала на занятия, где там, в огромной зале, где разложены холсты и мольберты, где важно прохаживаться один дядя: он сгорблен от старости, седая бородка, и огромный нос на котором сидят роговые очки.
Он очень страшный на вид, но такой добрый внутри, и очень хорошо учит, как писать акварелью.
Думала Света, про своего учителя.
Еще его зовут Роберт, какое странное имя.
А отчество еще страннее «Ахмадеевич».
В тот день она опаздывала на занятия ДДЮТ из-за всего:
Подружка Катька виновата, они перессорились в раздевалке, у кого сережки в ухе лучше, Денис драчун, который сразу чуть что портфелем дерется.
Поэтому она бежала и бежала, поскальзывалась по жидкому снегу, по дорожкам, через лесной парк, пока не ткнулась в ноги большому человеку. Слишком большому, так она подумала, когда он потащил ее вопреки воли туда, крепко придерживая за желтый рюкзачок. Сначала он обращался с ней по доброму, говорил что отвезет в ее школу, предлагал шоколадки.
Уже потом она поняла, что большой человек связывает ее скотчем, чтобы она не кричала, не дергалась.
*
Кино собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
Куртку и штаны тоже намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Да никто.
А звать тебя звать как?
Да никак.
Тогда почему ты впрягся за обыкновенную потеряшку раз тебя звать никто и никак?!!
Не знаю. Наверное так нужно. Эта девочка с желтым портфелем похожим на солнышко так хочет жить. Она нарисует кисточкой на мольберте город которого нет, дома, улицы, приют с попугаями, с зеленой травой, конечно для себя и для всех нас.
Смотри сам в себе, это только твои проблемы. Напоследок, тот кто, который исполняет только одно желание, вот подсказка, она где: ВИЗ, или Шарташ. Игра в рулетку, чет или нечет.
Ему видимо интересно поиграть, во что-то такое.
Внутренний голос исчез вроде маленьким раскатистым эхом, а молоточек остался, который настойчиво принялся стучать внутри головы, вроде дятла на дереве тук-тку, тку-тку.
Девочка-солнце счастье рисует людям и конечно себе.
Которая учится в школе, а потом после уроков ходит в классы, при художественной мастерской, раньше он назывался «дом пионеров», а сейчас ДДЮТ.
Светлана Егорова, в тот день, после уроков побежала на занятия, где там, в огромной зале, где разложены холсты и мольберты, где важно прохаживаться один дядя: он сгорблен от старости, седая бородка, и огромный нос на котором сидят роговые очки.
Он очень страшный на вид, но такой добрый внутри, и очень хорошо учит, как писать акварелью.
Думала Света, про своего учителя.
Еще его зовут Роберт, какое странное имя.
А отчество еще страннее «Ахмадеевич».
В тот день она опаздывала на занятия ДДЮТ из-за всего:
Подружка Катька виновата, они перессорились в раздевалке, у кого сережки в ухе лучше, Денис драчун, который сразу чуть что портфелем дерется.
Поэтому она бежала и бежала, поскальзывалась по жидкому снегу, по дорожкам, через лесной парк, пока не ткнулась в ноги большому человеку. Слишком большому, так она подумала, когда он потащил ее вопреки воли туда, крепко придерживая за желтый рюкзачок. Сначала он обращался с ней по доброму, говорил что отвезет в ее школу, предлагал шоколадки.
Уже потом она поняла, что большой человек связывает ее скотчем, чтобы она не кричала, не дергалась.
*
Кино собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
Куртку и штаны тоже намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Уголок самовыражения
Кино тоже собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
— Вот сука!— громко выругался вслед тачке, на которой сзади на бампере вспыхнула надпись, тут же с насмешливым ответом;
«А мне просто похуй!»
Куртку и штаны намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Он принялся отряхиваться, но что-то его отвлекло.
Кино повернул голову навстречу приближающему шуму.
Шум оказался темным внедорожником, который с дизельным ревом остановился возле него совсем близко, слепя светом фар, тоже обдав брызгами.
Позади джипа, моргнув стоп сигналами, остановилась потрепанная десятка.
Кино снова выругался,
Да бля куда это годится, второй раз за одну минуту прием душа из грязи, хотя на этот раз грязь стала пожиже и почище.
И выругался он потише, так как из десятки, в тот момент, вывалилась группа ребят, выглядевших постарше обычных малолеток:
Двое парней, трое девчонок, облаченные в спец жилетки ярко-красного цвета, поверх одежд, которые подходили к нему. Задняя дверь тойоты негостеприимно открылась.
Мужской голос наверно с переднего сиденья нетерпеливо произнес:
— Давай залазь и рассказывай! Все что знаешь.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
— Вот сука!— громко выругался вслед тачке, на которой сзади на бампере вспыхнула надпись, тут же с насмешливым ответом;
«А мне просто похуй!»
Куртку и штаны намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Он принялся отряхиваться, но что-то его отвлекло.
Кино повернул голову навстречу приближающему шуму.
Шум оказался темным внедорожником, который с дизельным ревом остановился возле него совсем близко, слепя светом фар, тоже обдав брызгами.
Позади джипа, моргнув стоп сигналами, остановилась потрепанная десятка.
Кино снова выругался,
Да бля куда это годится, второй раз за одну минуту прием душа из грязи, хотя на этот раз грязь стала пожиже и почище.
И выругался он потише, так как из десятки, в тот момент, вывалилась группа ребят, выглядевших постарше обычных малолеток:
Двое парней, трое девчонок, облаченные в спец жилетки ярко-красного цвета, поверх одежд, которые подходили к нему. Задняя дверь тойоты негостеприимно открылась.
Мужской голос наверно с переднего сиденья нетерпеливо произнес:
— Давай залазь и рассказывай! Все что знаешь.
Уголок самовыражения
***
Звонок в дверь, сорвал меня с места.
За порогом стоял молодой мужчина.
Но таких субъектов сразу узнаю: не бандиты, не продавашки, не просители.
Он выглядел как из «конторы»: вежливый, аккуратный, во всём чувствуется выучка.
Без приглашения посетитель вошел внутрь квартиры, закрыл за ним дверь, он стал осматриваться.
— Чем обязан? Где мой клиент?
— Голанд Дамиан?
— Допустим.
— На этот раз, ваш клиент — Родина. Она ждёт вашего участия в нашем проекте. Вы нужны нам, я от Медведовского.
— А вы не вовремя пришли.
— Отчего же, позвольте узнать?
— Сон видел, про большие пушки.
— Нет, большие пушки нас не интересуют, а интересуете лично вы.
— Что же мне прикажете делать?
— Помочь всем.
— И как же?
— Вы станете новым Кашпировским: телеканал, лучшее время, никаких реклам.
— Всё уже согласовано, — непрошеный гость, кивнул наверх.
— А если откажусь?
— Не советую.
— Мне нужно время подумать.
— У вас неделя. Не пытайтесь никуда бежать. Там, — агент «конторы» показал в окно. — Всё оцеплено, под контролем. Снайперы. Топтуны.
— Что вам объясняю, итак понимаете серьезность ситуации.
— Да ладно, зачем упрямитесь: перекроите мозги народу, живете дальше спокойно. Что вам стоит, — вы же сами делали кро…
— Стоп, стоп. Мне нужно подумать, — повторил.
— Я передам. Ваше решение взять паузу. До свидания. У вас неделя.
Гость сам открыл дверь, потом закрыл за собой и ушел.
А я стал думать, да что думать, распечатал бутылку с «Араратом», стал выпивать.
Медведовский, бывший премьер, он перекроен на всю голову, судя по его последним «голубкам» в «Голубе», хотя адекватный политик в свое время, был.
Видимо потом кто-то основательно проработал над ним, его психикой, вот пожальте, — Клоун, и Ми-ми (мем) Рунета.
Стал размышлять дальше, между прикладыванием к бутылке: вот при чём тут недавний сон про родительскую квартиру, про поток, самого себя?
Тут до меня дошло: именно в том сне, ясно увидел, как айлукер, в моём исполнении, совсем другой человек.
Крутой, влиятельный, медийный, как сейчас выражают почтение к челам.
А если взять обычных люди с подворотни, только обвесить видеокамерой с микрофоном, то они преобразятся прямо на глазах.
Они словно приобретут волшебную силу.
Стеснительный ботан в очках, или дрищеватый юноша, превратится в Суперчела:
за плечами крылатый плащ, убеждающий взгляд из маски, твёрдый голос, уверенный в свое правоте.
Сила и право, что ещё нужно для покорения толпы, чтобы она стала возвеличивать, превращая чела в своего идола.
На деле же: внушение, манипулирование законами, психологией, раздача потребства на грани фола, драки, скандалы в общественных местах.
Всё есть, этого не отнять из реальности.
Будто их одним скопом клонировали, потом вырастили в одной из лабораторий «спец-руснано».
Имеющие одно лицо на всех: наглое, холёное, уверенное, с огромным ЧСВ, — оно повылезало из разных щелей сразу,
Они словно крысы, почуявшие легкую добычу вокруг гниющего трупа человеческих отношений.
Да какие там айлукеры, если обычные люди стали плевать на маломальские приличия, с некоторых пор.
Наверно под воздействием пропаганды.
Так вот, у челов и айлукеров, тоже проявляется сверх-способность, — перекраивать мозги зомбированному стаду.
Эффект тот же, правда намного слабее, но всё же.
К тому же предполагал, что скоро появятся русско-вещательные певцы.
Но не совсем обычные, которые смогут петь голосами.
А умея влиять непосредственно на умы слушателей.
Вроде у них в головах, будет встроена электронная начинка, чип или имплант, транслирующий актуальный нарратив, заказанный властью.
Предвестниками этого становления выдвигались новомодные глашатаи с
«рус-тиви».
На этом рассуждении задержался: там вполне успешный айлукер, значит, могу влиять на все умы кряду?
Тогда можно сделать наяву: создать творческую студию, нанять сарафанщиков (пиар-менеджеров) которые умеют только дрочить, нихрена не делать (они все такие), заиметь крутое членство в «айлуке».
Можно сразу перепрошить мозги сразу нескольким тысячам людей в один миг.
А дальше больше, — миллион, миллиард, а то триллион.
Хотя на планете, пока столько людей нет.
Это можно, но таких амбиций сроду не имелось.
Не было и все. Изменить мир? — а на фига, поэтому новая затея не прельщала.
В свое время, наигрался до одурения с такими вещами.
Одно время существовал Клубок «майл.ру».
Сейчас он Руспочта.ру.
У «майл.ру» имелись сетевые игры, много игр.
Нарды, шахматы, танчики.
В том числе онлайн-шашки.
В них занимал где-то девятое место среди пятисот тысяч игроков.
Неплохо, для самоучки, а ведь сражался с настоящими мастерами.
Ведь одно время занялся разрабатывать концепт сетевых игр.
Нет, не программный код, а совсем иное.
Чтобы, допустим, среднестатистический человек, крепко подсел на эти игры.
Ну хорошо, перекроил всех на планете.
Уровень бога, или как там ещё обозначить себя.
Мне же за них отвечать придется, восемь миллиардов, не хрен собачий.
По уровню космоса, далее Вселенной.
Но повисшая идея завитала в воздухе, навязчивым дурманом лезла в голову:
«Ну что вам стоит, потом живите спокойно…»
Звонок в дверь, сорвал меня с места.
За порогом стоял молодой мужчина.
Но таких субъектов сразу узнаю: не бандиты, не продавашки, не просители.
Он выглядел как из «конторы»: вежливый, аккуратный, во всём чувствуется выучка.
Без приглашения посетитель вошел внутрь квартиры, закрыл за ним дверь, он стал осматриваться.
— Чем обязан? Где мой клиент?
— Голанд Дамиан?
— Допустим.
— На этот раз, ваш клиент — Родина. Она ждёт вашего участия в нашем проекте. Вы нужны нам, я от Медведовского.
— А вы не вовремя пришли.
— Отчего же, позвольте узнать?
— Сон видел, про большие пушки.
— Нет, большие пушки нас не интересуют, а интересуете лично вы.
— Что же мне прикажете делать?
— Помочь всем.
— И как же?
— Вы станете новым Кашпировским: телеканал, лучшее время, никаких реклам.
— Всё уже согласовано, — непрошеный гость, кивнул наверх.
— А если откажусь?
— Не советую.
— Мне нужно время подумать.
— У вас неделя. Не пытайтесь никуда бежать. Там, — агент «конторы» показал в окно. — Всё оцеплено, под контролем. Снайперы. Топтуны.
— Что вам объясняю, итак понимаете серьезность ситуации.
— Да ладно, зачем упрямитесь: перекроите мозги народу, живете дальше спокойно. Что вам стоит, — вы же сами делали кро…
— Стоп, стоп. Мне нужно подумать, — повторил.
— Я передам. Ваше решение взять паузу. До свидания. У вас неделя.
Гость сам открыл дверь, потом закрыл за собой и ушел.
А я стал думать, да что думать, распечатал бутылку с «Араратом», стал выпивать.
Медведовский, бывший премьер, он перекроен на всю голову, судя по его последним «голубкам» в «Голубе», хотя адекватный политик в свое время, был.
Видимо потом кто-то основательно проработал над ним, его психикой, вот пожальте, — Клоун, и Ми-ми (мем) Рунета.
Стал размышлять дальше, между прикладыванием к бутылке: вот при чём тут недавний сон про родительскую квартиру, про поток, самого себя?
Тут до меня дошло: именно в том сне, ясно увидел, как айлукер, в моём исполнении, совсем другой человек.
Крутой, влиятельный, медийный, как сейчас выражают почтение к челам.
А если взять обычных люди с подворотни, только обвесить видеокамерой с микрофоном, то они преобразятся прямо на глазах.
Они словно приобретут волшебную силу.
Стеснительный ботан в очках, или дрищеватый юноша, превратится в Суперчела:
за плечами крылатый плащ, убеждающий взгляд из маски, твёрдый голос, уверенный в свое правоте.
Сила и право, что ещё нужно для покорения толпы, чтобы она стала возвеличивать, превращая чела в своего идола.
На деле же: внушение, манипулирование законами, психологией, раздача потребства на грани фола, драки, скандалы в общественных местах.
Всё есть, этого не отнять из реальности.
Будто их одним скопом клонировали, потом вырастили в одной из лабораторий «спец-руснано».
Имеющие одно лицо на всех: наглое, холёное, уверенное, с огромным ЧСВ, — оно повылезало из разных щелей сразу,
Они словно крысы, почуявшие легкую добычу вокруг гниющего трупа человеческих отношений.
Да какие там айлукеры, если обычные люди стали плевать на маломальские приличия, с некоторых пор.
Наверно под воздействием пропаганды.
Так вот, у челов и айлукеров, тоже проявляется сверх-способность, — перекраивать мозги зомбированному стаду.
Эффект тот же, правда намного слабее, но всё же.
К тому же предполагал, что скоро появятся русско-вещательные певцы.
Но не совсем обычные, которые смогут петь голосами.
А умея влиять непосредственно на умы слушателей.
Вроде у них в головах, будет встроена электронная начинка, чип или имплант, транслирующий актуальный нарратив, заказанный властью.
Предвестниками этого становления выдвигались новомодные глашатаи с
«рус-тиви».
На этом рассуждении задержался: там вполне успешный айлукер, значит, могу влиять на все умы кряду?
Тогда можно сделать наяву: создать творческую студию, нанять сарафанщиков (пиар-менеджеров) которые умеют только дрочить, нихрена не делать (они все такие), заиметь крутое членство в «айлуке».
Можно сразу перепрошить мозги сразу нескольким тысячам людей в один миг.
А дальше больше, — миллион, миллиард, а то триллион.
Хотя на планете, пока столько людей нет.
Это можно, но таких амбиций сроду не имелось.
Не было и все. Изменить мир? — а на фига, поэтому новая затея не прельщала.
В свое время, наигрался до одурения с такими вещами.
Одно время существовал Клубок «майл.ру».
Сейчас он Руспочта.ру.
У «майл.ру» имелись сетевые игры, много игр.
Нарды, шахматы, танчики.
В том числе онлайн-шашки.
В них занимал где-то девятое место среди пятисот тысяч игроков.
Неплохо, для самоучки, а ведь сражался с настоящими мастерами.
Ведь одно время занялся разрабатывать концепт сетевых игр.
Нет, не программный код, а совсем иное.
Чтобы, допустим, среднестатистический человек, крепко подсел на эти игры.
Ну хорошо, перекроил всех на планете.
Уровень бога, или как там ещё обозначить себя.
Мне же за них отвечать придется, восемь миллиардов, не хрен собачий.
По уровню космоса, далее Вселенной.
Но повисшая идея завитала в воздухе, навязчивым дурманом лезла в голову:
«Ну что вам стоит, потом живите спокойно…»
Уголок самовыражения
Событие, это уже неизбежно.
Кино тоже собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
— Вот сука!— громко выругался вслед тачке, на которой сзади на бампере вспыхнула надпись, тут же с насмешливым ответом;
«А мне просто похуй!»
Куртку и штаны намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Он принялся отряхиваться, но что-то его отвлекло.
Кино повернул голову навстречу приближающему шуму.
Шум оказался темным внедорожником, который с дизельным ревом остановился возле него совсем близко, слепя светом фар, тоже обдав брызгами.
Позади джипа, моргнув стоп сигналами, остановилась потрепанная десятка.
Кино снова выругался,
Да куда это годится, второй раз за одну минуту прием душа из грязи, хотя на этот раз грязь стала пожиже и почище.
И выругался он потише, так как из десятки, в тот момент, вывалилась группа ребят, выглядевших постарше обычных малолеток:
Двое парней, трое девчонок, облаченные в спец жилетки ярко-красного цвета, поверх одежд, которые подходили к нему. Задняя дверь тойоты негостеприимно открылась.
Мужской голос наверно с переднего сиденья нетерпеливо произнес:
— Давай залазь и рассказывай! Все что знаешь. Некогда тут стоять.
Кино примостился на сиденье, оглянулся, привыкая к обстановке, к открытой двери подошли остальные волонтеры.
Мужчина за водительским креслом обернулся к нему: он средних лет, с резкими чертами лица, которое очень смуглое, на голове военный берет, поэтому человек чем-то походил на испанского «че гевару».
— Макс, ну нельзя же сразу на человека накидываться!
Возмутилась уже знакомая ему Алиса, она находилась возле окна, через одного парня, который протянул ему руку для пожатия.
— Олег, — коротко представился парень
— Ребят, познакомьтесь, это Кино, наш помощник.
— А это Макс, главный координатор по городу.
Макс нехотя протянул ему жесткую ладонь, поэтому рукопожатие вышло довольно крепким. Кино даже немного поморщился от болезненного ощущения в пальцах.
Тут с переднего пассажирского сиденья обернулась девушка, точнее молодая женщина, в бейсболке, с короткой стрижкой до плеч, брюнетка., наверно с худощавой фигорой.
— Позвольте представиться: Яна Витальевна.
— Кино.
— Я зам этого балбеса.
Она шутливо щелкнула пальчиками по ухо Макса.
Он сразу завелся:
— Так, поисковики, собрались, работаем. Алиса доставай карту города, ты рассказывай где, как, и почему. Только покороче, где нам искать Свету?!
Кино мог бы рассказать им о Денвере, хотя никто об этом не спрашивал, где как всегда гужбанил писатель Керуак, или о городке Чикаго, о штате Мичеган с Дейтройтом, или о реке Миссисипи, но все это была бы ложь от начала и до конца, ведь там никогда не бывал.
Тем днем, когда его выгнали с вокзала, Кино принялся ездить на трамваях от нечего делать по всему городу, они ему нравились: вроде как поезда, а вроде и нет.
Пересадка сюда, пересадка туда.
Незавидная участь дальних пассажиров.
Хотя ему было все равно, надо убить время до вечера.
Кино тоже собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
— Вот сука!— громко выругался вслед тачке, на которой сзади на бампере вспыхнула надпись, тут же с насмешливым ответом;
«А мне просто похуй!»
Куртку и штаны намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Он принялся отряхиваться, но что-то его отвлекло.
Кино повернул голову навстречу приближающему шуму.
Шум оказался темным внедорожником, который с дизельным ревом остановился возле него совсем близко, слепя светом фар, тоже обдав брызгами.
Позади джипа, моргнув стоп сигналами, остановилась потрепанная десятка.
Кино снова выругался,
Да куда это годится, второй раз за одну минуту прием душа из грязи, хотя на этот раз грязь стала пожиже и почище.
И выругался он потише, так как из десятки, в тот момент, вывалилась группа ребят, выглядевших постарше обычных малолеток:
Двое парней, трое девчонок, облаченные в спец жилетки ярко-красного цвета, поверх одежд, которые подходили к нему. Задняя дверь тойоты негостеприимно открылась.
Мужской голос наверно с переднего сиденья нетерпеливо произнес:
— Давай залазь и рассказывай! Все что знаешь. Некогда тут стоять.
Кино примостился на сиденье, оглянулся, привыкая к обстановке, к открытой двери подошли остальные волонтеры.
Мужчина за водительским креслом обернулся к нему: он средних лет, с резкими чертами лица, которое очень смуглое, на голове военный берет, поэтому человек чем-то походил на испанского «че гевару».
— Макс, ну нельзя же сразу на человека накидываться!
Возмутилась уже знакомая ему Алиса, она находилась возле окна, через одного парня, который протянул ему руку для пожатия.
— Олег, — коротко представился парень
— Ребят, познакомьтесь, это Кино, наш помощник.
— А это Макс, главный координатор по городу.
Макс нехотя протянул ему жесткую ладонь, поэтому рукопожатие вышло довольно крепким. Кино даже немного поморщился от болезненного ощущения в пальцах.
Тут с переднего пассажирского сиденья обернулась девушка, точнее молодая женщина, в бейсболке, с короткой стрижкой до плеч, брюнетка., наверно с худощавой фигорой.
— Позвольте представиться: Яна Витальевна.
— Кино.
— Я зам этого балбеса.
Она шутливо щелкнула пальчиками по ухо Макса.
Он сразу завелся:
— Так, поисковики, собрались, работаем. Алиса доставай карту города, ты рассказывай где, как, и почему. Только покороче, где нам искать Свету?!
Кино мог бы рассказать им о Денвере, хотя никто об этом не спрашивал, где как всегда гужбанил писатель Керуак, или о городке Чикаго, о штате Мичеган с Дейтройтом, или о реке Миссисипи, но все это была бы ложь от начала и до конца, ведь там никогда не бывал.
Тем днем, когда его выгнали с вокзала, Кино принялся ездить на трамваях от нечего делать по всему городу, они ему нравились: вроде как поезда, а вроде и нет.
Пересадка сюда, пересадка туда.
Незавидная участь дальних пассажиров.
Хотя ему было все равно, надо убить время до вечера.
Уголок самовыражения
Хотя ему было все равно, надо убить время до вечера.
Как стать легендой. Рецепт.
Родись молодым, и умри тоже молодым, вот и весь секрет.
Пы.сы.
Только надо сделать так, чтобы тебя запомнили.
Пы.сы.сы.
А как это сделать,
Макс поднял термос, открыл крышку, отпил пару глотков, это был наверное кофе.
— Пусть идет на хер, — проговорил он
— Я всегда могу пойти. А вот ты, ты, и ты
Кино ткнул пальцем в одного, в жилетке, который стоял, стоял возле открытой двери
— Как звать?
— Денис.
— Ладно, хорошо, что ты будешь делать?
— Поиск: гаражи, заброшки.
Макс нажал кнопку на плейере:
Мальчик хочет в Тамбов.
Таки-то, чи-то, тако то-то, тако там..
— Тебя головой в детстве стукали? Например, об стену или об асфальт
— Меня постоянно. Что-то еще? Есть какие-то еще вопросы?
— Психи, я вам реально хочу помочь, как найти девочку.
Но вы мне не даете вариантов, отвлекая на разные мелочи.
— Тебе по морде дать? Для просветления мозгов.
— Ты знаешь, мне по херу. Дашь, не дашь, нет никакой разницы
Мир воспримет как одну боль, из миллиарда болей.
Наверно кто-то с верху прикоснется….
— Так, все, завязывай с этим бредом, выходи из машины.
Спаситель херов.
Кино выбрался из машины, в его голове зрел план.
— Парни, а так же девчонки: делимся на две группы, одна едет на ВИЗ, другая пиздует на Шарташ, осматриваем гаражи, заброшки по совету Дениса.
Сами понимаете, особенно заброшки. Девочка где-то там
Шанс есть, но очень маленький.
Как стать легендой. Рецепт.
Родись молодым, и умри тоже молодым, вот и весь секрет.
Пы.сы.
Только надо сделать так, чтобы тебя запомнили.
Пы.сы.сы.
А как это сделать,
Макс поднял термос, открыл крышку, отпил пару глотков, это был наверное кофе.
— Пусть идет на хер, — проговорил он
— Я всегда могу пойти. А вот ты, ты, и ты
Кино ткнул пальцем в одного, в жилетке, который стоял, стоял возле открытой двери
— Как звать?
— Денис.
— Ладно, хорошо, что ты будешь делать?
— Поиск: гаражи, заброшки.
Макс нажал кнопку на плейере:
Мальчик хочет в Тамбов.
Таки-то, чи-то, тако то-то, тако там..
— Тебя головой в детстве стукали? Например, об стену или об асфальт
— Меня постоянно. Что-то еще? Есть какие-то еще вопросы?
— Психи, я вам реально хочу помочь, как найти девочку.
Но вы мне не даете вариантов, отвлекая на разные мелочи.
— Тебе по морде дать? Для просветления мозгов.
— Ты знаешь, мне по херу. Дашь, не дашь, нет никакой разницы
Мир воспримет как одну боль, из миллиарда болей.
Наверно кто-то с верху прикоснется….
— Так, все, завязывай с этим бредом, выходи из машины.
Спаситель херов.
Кино выбрался из машины, в его голове зрел план.
— Парни, а так же девчонки: делимся на две группы, одна едет на ВИЗ, другая пиздует на Шарташ, осматриваем гаражи, заброшки по совету Дениса.
Сами понимаете, особенно заброшки. Девочка где-то там
Шанс есть, но очень маленький.
Уголок самовыражения
Событие, это уже неизбежно.
Кино тоже собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
— Вот сука!— громко выругался вслед тачке, на которой сзади на бампере вспыхнула надпись, тут же с насмешливым ответом;
«А мне просто похуй!»
Куртку и штаны намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Он принялся отряхиваться, но что-то его отвлекло.
Кино повернул голову навстречу приближающему шуму.
Шум оказался темным внедорожником, который с дизельным ревом остановился возле него совсем близко, слепя светом фар, тоже обдав брызгами.
Позади джипа, моргнув стоп сигналами, остановилась потрепанная десятка.
Кино снова выругался,
Да куда это годится, второй раз за одну минуту прием душа из грязи, хотя на этот раз грязь стала пожиже и почище.
И выругался он потише, так как из десятки, в тот момент, вывалилась группа ребят, выглядевших постарше обычных малолеток:
Двое парней, трое девчонок, облаченные в спец жилетки ярко-красного цвета, поверх одежд, которые подходили к нему. Задняя дверь тойоты негостеприимно открылась.
Мужской голос наверно с переднего сиденья нетерпеливо произнес:
— Давай залазь и рассказывай! Все что знаешь. Некогда тут стоять.
Кино примостился на сиденье, оглянулся, привыкая к обстановке, к открытой двери подошли остальные волонтеры.
Мужчина за водительским креслом обернулся к нему: он средних лет, с резкими чертами лица, которое очень смуглое, на голове военный берет, поэтому человек чем-то походил на испанского «че гевару».
— Макс, ну нельзя же сразу на человека накидываться!
Возмутилась уже знакомая ему Алиса, она находилась возле окна, через одного парня, который протянул ему руку для пожатия.
— Олег, — коротко представился парень
— Ребят, познакомьтесь, это Кино, наш помощник.
— А это Макс, главный координатор по городу.
Макс нехотя протянул ему жесткую ладонь, поэтому рукопожатие вышло довольно крепким. Кино даже немного поморщился от болезненного ощущения в пальцах.
Тут с переднего пассажирского сиденья обернулась девушка, точнее молодая женщина, в бейсболке, с короткой стрижкой до плеч, брюнетка., наверно с худощавой фигорой.
— Позвольте представиться: Яна Витальевна.
— Кино.
— Я зам этого балбеса.
Она шутливо щелкнула пальчиками по ухо Макса.
Он сразу завелся:
— Так, поисковики, собрались, работаем. Алиса доставай карту города, ты рассказывай где, как, и почему. Только покороче, где нам искать Свету?!
Кино мог бы рассказать им о Денвере, хотя никто об этом не спрашивал, где как всегда гужбанил писатель Керуак, или о городке Чикаго, о штате Мичеган с Дейтройтом, или о реке Миссисипи, но все это была бы ложь от начала и до конца, ведь там никогда не бывал.
Тем днем, когда его выгнали с вокзала, Кино принялся ездить на трамваях от нечего делать по всему городу, они ему нравились: вроде как поезда, а вроде и нет.
Пересадка сюда, пересадка туда.
Незавидная участь дальних пассажиров.
Хотя ему было все равно, надо убить время до вечера.
Как стать легендой. Рецепт.
Родись молодым, и умри тоже молодым, вот и весь секрет.
Пы.сы.
Только надо сделать так, чтобы тебя запомнили.
Пы.сы.сы.
А как это сделать,
Макс поднял термос, открыл крышку, отпил пару глотков, это был наверное кофе.
— Пусть идет на хер, — проговорил он
— Я всегда могу пойти. А вот ты, ты, и ты
Кино ткнул пальцем в одного, в жилетке, который стоял, стоял возле открытой двери
— Как звать?
— Денис.
— Ладно, хорошо, что ты будешь делать?
— Поиск: гаражи, заброшки.
Макс нажал кнопку на плейере:
Мальчик хочет в Тамбов.
Таки-то, чи-то, та-ко то-то там.
— Тебя головой в детстве стукали? Например, об стену или об асфальт
— Меня постоянно. Что-то еще? Есть какие-то еще вопросы?
— Психи, я вам реально хочу помочь, как найти девочку.
Но вы мне не даете, отвлекая на разные мелочи.
— Тебе по морде дать? Для просветления мозгов.
— Ты знаешь, мне по херу. Дашь, не дашь, нет никакой разницы
Мир воспримет как одну боль, из миллиарда болей.
Наверно кто-то с верху прикоснется….
— Так, все, завязывай с этим бредом, выходи из машины.
Спаситель херов.
Кино выбрался из машины, в его голове зрел отчаянный план.
— Парни, а так же девчонки: делимся на две группы, одна едет на ВИЗ, другая пиздует на Шарташ, осматриваем гаражи, заброшки по совету Дениса.
Сами понимаете, особенно заброшки. Девочка где-то там
Шанс есть, но очень маленький.
— ищи, проверяй, — проговорил Макс с усмешкой, как бы уверенно, снова переключая плейлист с джойстика магнитолы «сони».
— В Багдаде, все спокойно, в Багдаде все спокойно, и только не доволен судьбою падишах…
— Ладно, иди, забирай всех моих, если они согласны, ведь так Яна Витальевна.
— Пускай так будет, не так ли братья?!
— Девочка может находиться где угодно. Но мы теперь все бросим, по прихоти этого неудачника, и пойдем туда.
Кино огляделся, волонтеры смотрели на него с каким-то немым вопросом.
Наверно, оценивая кто главный теперь из них, в поисковой стае.
— Все притоны обыскал,
К наркоманам забегал
Но нигде Будур не встречал..
Он развернул карту города, светя выданным фонарем:
— Так значит, Шарташ, водоем, лесопосадки, сады, гаражи….
Так он не мог ее далеко утащить, там остаются по любому следы по свежему снегу.
Думай, думай, черт возьми!. Как она, как он, тогда.
Да помоги мне, …. !!!
*
Я тебе помогу, но помни, у нас уговор.
Возник знакомый голос в голове.
Иди, возьми, что хочешь.
Он, торопясь, проник в сознание, того большого человека: это было так мерзко и гадко.
Кино стошнило чем-то неприятным, на выпавший снег, зато он узнал это место.
Место последнего злодеяния.
***
Потерянную девочку Свету, они нашли живой в одном из гаражей Шарташа.
Гаражный кооператив рассчитан на свыше десять тысяч мест.
Он вместе с группой волонтеров плутал больше часа, по запутанной территории, пока не наткнулся на то самое место, показанное из видения.
Железный гараж, ржавые листы металла.
Кино сам сломал навесной замок на дужках ворот, подобранной по пути железкой.
— Ты чего?! ты же сядешь за грабеж! Это частная собственность!
Завопил Макс, он тоже подъехал на джипе, к месту поиска.
Попытался оттолкнуть Кино от дверей гаража.
Но тот, сверкнув глазами, лишь коротко произнес:
— Сьеби нахер!
Замок с громким лязгом отскочил в сторону, сломанная дужка замка, вылетела из проушин дверей.
Кино с некоторым усилием развел скрипящие двери в стороны.
Проезд для тачки был расчищен от снега, наверно еще загодя с утра.
— Свет! Дайте света!!
Заорал он.
Кто-то из поисковиков включил вроде переносного прожектора.
— Дай сюда! — хватая за ручку источник света.
Поэтому сразу обнаруживая в пустом пространстве, в углу, какое-то лежащее тельце, выглядевшее безжизненным комочком.
— Потерпи малыш, потерпи.
Она была связана полосками скотча.
Курточка в красную полоску, и желтый рюкзачок под цвет яркого солнышка, валялся где-то рядом, Кино увидел его, когда обвел лучом неказистую убогую обстановку, доморощенного маньяка.
— Нож! Дайте нож!. Да блять не резать ее, надо сначала освободить от пут!
Кто-то протянул ему канцелярский нож, несколькими осторожными резами он избавил ножки и ручки от неволи. Отбросил ненужный нож, взвалил невесомое тельце на грудь, оно не сопротивлялось, лишь сильно задрожало, на руках.
— Парни, я не врач, че делать-то теперь?!
Волонтеры, ввалившиеся внутрь промерзлого гаража, стояли в замешательстве.
Наверно им доставались только найденные трупы, а не живые потеряшки.
Потом Алиса, наконец, додумалась по мобильнику позвонить по «112».
Минут через пять помощь прибыла.
Скорая, еще какая-то скорая, реаномобиль, современного образца.
Два экипажа полиции, для полного комплекта.
Они освещали фарами, крутящимися мигалками все вокруг.
— Так парни, вы все большие молодцы
К ним подошел седоватый мужчина в медицинской форме.
— Еще бы часик, был бы каюк. Мда-с, вовремя успели.
Врач показал рукой на отсек, передвижной реанимации, куда осторожно укладывали найденную девочку. Ее укрыли серебристыми покрывалами, вкололи успокоительное, нужные лекарства. Теперь она была под капельницами, с кислородной маской на заострившимся личике.
Ей было не просто, чтобы снова вернуться в обычную реальность, где дяди, которое делают уколы, они добрые, как сама жизнь.
Кино подошел ближе, без слов ударил Макса в челюсть.
Он покачнулся, упал на землю со снегом, упавший берет откатился, зачем добивать, так сойдет.
Подумал Кино, повернулся спиной, пошел прочь.
Неподалеку находилась Яна Витальевна, которая безучастно наблюдала всю эту сцену.
Иногда ему становиться жалко, что убил муху, но иногда приходиться, наверно так надо. Волонтеры стали расходиться по машинам.
— Тебя подвезти?— крикнула Лиса из «десятки».
— Тебе семнадцать лет всего и ты за рулем.
— Пешком трудно идти, и хулиганов я очень боюсь. Но раз ты приглашаешь, почему бы и нет.
— Не жду гостей, нынче.
— Да ладно, садись, мужик. Она так прикалывается.
— Угу, ведь она еще малолетка. Не хватало еще срок отхватить.
— Не ссы маруся, я оборусся. Оо-е.
Кино пришлось сесть в набитую десятку.
— Тебя куда проводить, дядя?
— Где подобрали, там меня оставьте. Я выйду.
Они поехали, играла негромко музыка, Кино задремал от навалившейся усталости за день на заднем сиденье. Потом его разбудили.
— Тебе выходить, легенда.
— Ладно, спс парни, как говорится, что подвезли.
— Э-э, погодь малехо Кино, решай: так кто главный «корд» теперь у нас?
— Я не знаю, вы там сами давайте, обсудите, между собой. Пусть будет Ден.
Нормальный он корд, будет. Все, давайте парни. Там уже без меня разберетесь.
— Пока Лиса.
Она ему показала зеленым пальчиком «фак» в зеркальце водителя, он улыбнулся.
Дети, что с них взять.
Кино вылез из десятки, на улице Краузе, на прощание хлопнул дверью, размышляя о том, что произошло. Да ничего особенного, по сути.
Спасли девочку, ударил в челюсть, такая обычная жизнь, на белом свете.
Но именно патология религий сделала человека самым безбожным, отъявленным существом на планете, который сейчас так мелочен и ничтожен.
Возможно это единобожие, начало апокалипсиса, или его отголоски, он не знал, когда только остается запереться на замок в своей комнате, затем начинать страдать в одиночестве, от полного безумия, которое никуда не делось, а наоборот, почему-то приумножилось.
Кино тоже собирался перейти дорогу, где находятся круглосуточные продуктовые магазины, чтобы затариться водкой и чем еще, чтобы забыть происходящее, как страшный сон. Так легче и не так безобразно, помнить, что было раньше.
Можно было пойти через светофор, там пешеходная дорожка, только он решил срезать путь наперек через тропинку, но глаза забрызгало водой от проехавшей мимо него на бешеной скорости автомашины.
— Вот сука!— громко выругался вслед тачке, на которой сзади на бампере вспыхнула надпись, тут же с насмешливым ответом;
«А мне просто похуй!»
Куртку и штаны намочило изрядно, как и проливной снег с дождем.
Он принялся отряхиваться, но что-то его отвлекло.
Кино повернул голову навстречу приближающему шуму.
Шум оказался темным внедорожником, который с дизельным ревом остановился возле него совсем близко, слепя светом фар, тоже обдав брызгами.
Позади джипа, моргнув стоп сигналами, остановилась потрепанная десятка.
Кино снова выругался,
Да куда это годится, второй раз за одну минуту прием душа из грязи, хотя на этот раз грязь стала пожиже и почище.
И выругался он потише, так как из десятки, в тот момент, вывалилась группа ребят, выглядевших постарше обычных малолеток:
Двое парней, трое девчонок, облаченные в спец жилетки ярко-красного цвета, поверх одежд, которые подходили к нему. Задняя дверь тойоты негостеприимно открылась.
Мужской голос наверно с переднего сиденья нетерпеливо произнес:
— Давай залазь и рассказывай! Все что знаешь. Некогда тут стоять.
Кино примостился на сиденье, оглянулся, привыкая к обстановке, к открытой двери подошли остальные волонтеры.
Мужчина за водительским креслом обернулся к нему: он средних лет, с резкими чертами лица, которое очень смуглое, на голове военный берет, поэтому человек чем-то походил на испанского «че гевару».
— Макс, ну нельзя же сразу на человека накидываться!
Возмутилась уже знакомая ему Алиса, она находилась возле окна, через одного парня, который протянул ему руку для пожатия.
— Олег, — коротко представился парень
— Ребят, познакомьтесь, это Кино, наш помощник.
— А это Макс, главный координатор по городу.
Макс нехотя протянул ему жесткую ладонь, поэтому рукопожатие вышло довольно крепким. Кино даже немного поморщился от болезненного ощущения в пальцах.
Тут с переднего пассажирского сиденья обернулась девушка, точнее молодая женщина, в бейсболке, с короткой стрижкой до плеч, брюнетка., наверно с худощавой фигорой.
— Позвольте представиться: Яна Витальевна.
— Кино.
— Я зам этого балбеса.
Она шутливо щелкнула пальчиками по ухо Макса.
Он сразу завелся:
— Так, поисковики, собрались, работаем. Алиса доставай карту города, ты рассказывай где, как, и почему. Только покороче, где нам искать Свету?!
Кино мог бы рассказать им о Денвере, хотя никто об этом не спрашивал, где как всегда гужбанил писатель Керуак, или о городке Чикаго, о штате Мичеган с Дейтройтом, или о реке Миссисипи, но все это была бы ложь от начала и до конца, ведь там никогда не бывал.
Тем днем, когда его выгнали с вокзала, Кино принялся ездить на трамваях от нечего делать по всему городу, они ему нравились: вроде как поезда, а вроде и нет.
Пересадка сюда, пересадка туда.
Незавидная участь дальних пассажиров.
Хотя ему было все равно, надо убить время до вечера.
Как стать легендой. Рецепт.
Родись молодым, и умри тоже молодым, вот и весь секрет.
Пы.сы.
Только надо сделать так, чтобы тебя запомнили.
Пы.сы.сы.
А как это сделать,
Макс поднял термос, открыл крышку, отпил пару глотков, это был наверное кофе.
— Пусть идет на хер, — проговорил он
— Я всегда могу пойти. А вот ты, ты, и ты
Кино ткнул пальцем в одного, в жилетке, который стоял, стоял возле открытой двери
— Как звать?
— Денис.
— Ладно, хорошо, что ты будешь делать?
— Поиск: гаражи, заброшки.
Макс нажал кнопку на плейере:
Мальчик хочет в Тамбов.
Таки-то, чи-то, та-ко то-то там.
— Тебя головой в детстве стукали? Например, об стену или об асфальт
— Меня постоянно. Что-то еще? Есть какие-то еще вопросы?
— Психи, я вам реально хочу помочь, как найти девочку.
Но вы мне не даете, отвлекая на разные мелочи.
— Тебе по морде дать? Для просветления мозгов.
— Ты знаешь, мне по херу. Дашь, не дашь, нет никакой разницы
Мир воспримет как одну боль, из миллиарда болей.
Наверно кто-то с верху прикоснется….
— Так, все, завязывай с этим бредом, выходи из машины.
Спаситель херов.
Кино выбрался из машины, в его голове зрел отчаянный план.
— Парни, а так же девчонки: делимся на две группы, одна едет на ВИЗ, другая пиздует на Шарташ, осматриваем гаражи, заброшки по совету Дениса.
Сами понимаете, особенно заброшки. Девочка где-то там
Шанс есть, но очень маленький.
— ищи, проверяй, — проговорил Макс с усмешкой, как бы уверенно, снова переключая плейлист с джойстика магнитолы «сони».
— В Багдаде, все спокойно, в Багдаде все спокойно, и только не доволен судьбою падишах…
— Ладно, иди, забирай всех моих, если они согласны, ведь так Яна Витальевна.
— Пускай так будет, не так ли братья?!
— Девочка может находиться где угодно. Но мы теперь все бросим, по прихоти этого неудачника, и пойдем туда.
Кино огляделся, волонтеры смотрели на него с каким-то немым вопросом.
Наверно, оценивая кто главный теперь из них, в поисковой стае.
— Все притоны обыскал,
К наркоманам забегал
Но нигде Будур не встречал..
Он развернул карту города, светя выданным фонарем:
— Так значит, Шарташ, водоем, лесопосадки, сады, гаражи….
Так он не мог ее далеко утащить, там остаются по любому следы по свежему снегу.
Думай, думай, черт возьми!. Как она, как он, тогда.
Да помоги мне, …. !!!
*
Я тебе помогу, но помни, у нас уговор.
Возник знакомый голос в голове.
Иди, возьми, что хочешь.
Он, торопясь, проник в сознание, того большого человека: это было так мерзко и гадко.
Кино стошнило чем-то неприятным, на выпавший снег, зато он узнал это место.
Место последнего злодеяния.
***
Потерянную девочку Свету, они нашли живой в одном из гаражей Шарташа.
Гаражный кооператив рассчитан на свыше десять тысяч мест.
Он вместе с группой волонтеров плутал больше часа, по запутанной территории, пока не наткнулся на то самое место, показанное из видения.
Железный гараж, ржавые листы металла.
Кино сам сломал навесной замок на дужках ворот, подобранной по пути железкой.
— Ты чего?! ты же сядешь за грабеж! Это частная собственность!
Завопил Макс, он тоже подъехал на джипе, к месту поиска.
Попытался оттолкнуть Кино от дверей гаража.
Но тот, сверкнув глазами, лишь коротко произнес:
— Сьеби нахер!
Замок с громким лязгом отскочил в сторону, сломанная дужка замка, вылетела из проушин дверей.
Кино с некоторым усилием развел скрипящие двери в стороны.
Проезд для тачки был расчищен от снега, наверно еще загодя с утра.
— Свет! Дайте света!!
Заорал он.
Кто-то из поисковиков включил вроде переносного прожектора.
— Дай сюда! — хватая за ручку источник света.
Поэтому сразу обнаруживая в пустом пространстве, в углу, какое-то лежащее тельце, выглядевшее безжизненным комочком.
— Потерпи малыш, потерпи.
Она была связана полосками скотча.
Курточка в красную полоску, и желтый рюкзачок под цвет яркого солнышка, валялся где-то рядом, Кино увидел его, когда обвел лучом неказистую убогую обстановку, доморощенного маньяка.
— Нож! Дайте нож!. Да блять не резать ее, надо сначала освободить от пут!
Кто-то протянул ему канцелярский нож, несколькими осторожными резами он избавил ножки и ручки от неволи. Отбросил ненужный нож, взвалил невесомое тельце на грудь, оно не сопротивлялось, лишь сильно задрожало, на руках.
— Парни, я не врач, че делать-то теперь?!
Волонтеры, ввалившиеся внутрь промерзлого гаража, стояли в замешательстве.
Наверно им доставались только найденные трупы, а не живые потеряшки.
Потом Алиса, наконец, додумалась по мобильнику позвонить по «112».
Минут через пять помощь прибыла.
Скорая, еще какая-то скорая, реаномобиль, современного образца.
Два экипажа полиции, для полного комплекта.
Они освещали фарами, крутящимися мигалками все вокруг.
— Так парни, вы все большие молодцы
К ним подошел седоватый мужчина в медицинской форме.
— Еще бы часик, был бы каюк. Мда-с, вовремя успели.
Врач показал рукой на отсек, передвижной реанимации, куда осторожно укладывали найденную девочку. Ее укрыли серебристыми покрывалами, вкололи успокоительное, нужные лекарства. Теперь она была под капельницами, с кислородной маской на заострившимся личике.
Ей было не просто, чтобы снова вернуться в обычную реальность, где дяди, которое делают уколы, они добрые, как сама жизнь.
Кино подошел ближе, без слов ударил Макса в челюсть.
Он покачнулся, упал на землю со снегом, упавший берет откатился, зачем добивать, так сойдет.
Подумал Кино, повернулся спиной, пошел прочь.
Неподалеку находилась Яна Витальевна, которая безучастно наблюдала всю эту сцену.
Иногда ему становиться жалко, что убил муху, но иногда приходиться, наверно так надо. Волонтеры стали расходиться по машинам.
— Тебя подвезти?— крикнула Лиса из «десятки».
— Тебе семнадцать лет всего и ты за рулем.
— Пешком трудно идти, и хулиганов я очень боюсь. Но раз ты приглашаешь, почему бы и нет.
— Не жду гостей, нынче.
— Да ладно, садись, мужик. Она так прикалывается.
— Угу, ведь она еще малолетка. Не хватало еще срок отхватить.
— Не ссы маруся, я оборусся. Оо-е.
Кино пришлось сесть в набитую десятку.
— Тебя куда проводить, дядя?
— Где подобрали, там меня оставьте. Я выйду.
Они поехали, играла негромко музыка, Кино задремал от навалившейся усталости за день на заднем сиденье. Потом его разбудили.
— Тебе выходить, легенда.
— Ладно, спс парни, как говорится, что подвезли.
— Э-э, погодь малехо Кино, решай: так кто главный «корд» теперь у нас?
— Я не знаю, вы там сами давайте, обсудите, между собой. Пусть будет Ден.
Нормальный он корд, будет. Все, давайте парни. Там уже без меня разберетесь.
— Пока Лиса.
Она ему показала зеленым пальчиком «фак» в зеркальце водителя, он улыбнулся.
Дети, что с них взять.
Кино вылез из десятки, на улице Краузе, на прощание хлопнул дверью, размышляя о том, что произошло. Да ничего особенного, по сути.
Спасли девочку, ударил в челюсть, такая обычная жизнь, на белом свете.
Но именно патология религий сделала человека самым безбожным, отъявленным существом на планете, который сейчас так мелочен и ничтожен.
Возможно это единобожие, начало апокалипсиса, или его отголоски, он не знал, когда только остается запереться на замок в своей комнате, затем начинать страдать в одиночестве, от полного безумия, которое никуда не делось, а наоборот, почему-то приумножилось.
Уголок самовыражения
Фильм « Цой», одного уважаемого режиссера и человека.
Обычно бывало так — 15 августа; сажусь в кресло, выпиваю стакан
водки, потом включаю, чуть для себя, чтобы не беспокоить соседей лишний раз, песни Виктора Робертовича.
Че-то не то, не в ту степь вы батенька полез
бывает, какая разница, если это кино пересматриваю, каждый год.
И каждый раз, наверно вы поняли, ностальгия, по тем временам.
Хочется взгрустнуть по полной программе.
Фильм норм, снят хорошо, актеры играют, по мере возможностей.
Посыл людям?
Просто оставаться людьми, пока вы все живые.
Да, и наверно так было, Витю, везли в обычном автобусе, до кладбища.
Бывает и хуже, гораздо хуже.
Уж поверьте мне.
Люди не понимают, как жить дальше, после смерти родных.
Они просто не понимают.
Наверно поэтому Учитель снял свое кино, наверно про всех живущих людей; научиться к смерти.
Когда тебя повезут в закрытом гробу
Всем будет пофигу.
Всем будет на.. ааа …срать, тоже на всех.
Такие люди, такая жизнь.
Обычно бывало так — 15 августа; сажусь в кресло, выпиваю стакан
водки, потом включаю, чуть для себя, чтобы не беспокоить соседей лишний раз, песни Виктора Робертовича.
Че-то не то, не в ту степь вы батенька полез
бывает, какая разница, если это кино пересматриваю, каждый год.
И каждый раз, наверно вы поняли, ностальгия, по тем временам.
Хочется взгрустнуть по полной программе.
Фильм норм, снят хорошо, актеры играют, по мере возможностей.
Посыл людям?
Просто оставаться людьми, пока вы все живые.
Да, и наверно так было, Витю, везли в обычном автобусе, до кладбища.
Бывает и хуже, гораздо хуже.
Уж поверьте мне.
Люди не понимают, как жить дальше, после смерти родных.
Они просто не понимают.
Наверно поэтому Учитель снял свое кино, наверно про всех живущих людей; научиться к смерти.
Когда тебя повезут в закрытом гробу
Всем будет пофигу.
Всем будет на.. ааа …срать, тоже на всех.
Такие люди, такая жизнь.
Уголок самовыражения
У каждого человека, есть свой достижимый предел, человеческих возможностей, тот самый пик, который уже нельзя превзойти.
Леонардо — «мона лиза».
Рафаэль Санти — фрески, в соборе святого Петра в Риме.
Шумахер — выиграл гонку на «формуле-1».
А дальше что, что дальше?
Дальше ничего, кроме как оставаться легендой.
*
Еще ночью Кино, понял, что пьянством, ничего путного не добьешься.
Хотя он все время звонил какой-то новой подруге, по сайту знакомств, она тоже жила в Екате, договорились встретиться, но та его заигнорила, под утро, заблокировала его номер навсегда, внеся в черный список.
От этого ему становилось как-то неуютно, и не по себе.
Среди разложенных вещей из рюкзака, по комнате, веяло необустроеностью, временным жилищем, но Кино отыскал тетрадь с ручкой, они еще остались со школы, как память о том времени.
Буду вести дневник, так решил он, направляясь на кухню, когда его разбудил будильник на телефоне, чтобы сделать себе кофе.
Кухня, маленький столик, на газовой плите кипятится чайник, Кино его снял с огня, налил кипяток в чашку, куда насыпал две чайные ложки растворимого кофе, дрожащие руки подвели, брызги, вместе с паром, попали на руку.,..
Боль была, но так, терпимо.
Ему захотелось почувствовать снова эту боль, сладостную, новою, и шипящую как разъяренная кошка.
Он полил себя на руку кипяток, но боль, на этот раз оказалось очень даже обжигающей, не такой, как он себе представлял.
День первый, так захотел назвать запись, написав это корявым почерком, левой рукой, так как правая рука, была немного обварена, очень сильно болела, которая теперь перебивала боль от утреннего похмелья.
«День первый. Скучно, просто до жути скучно. Я просто хочу написать свою историю, не понимаю, что мне делать, здесь, дальше, дрова рубить, что ли, пойти, разгружать вагоны, мести дворы метлой.
Наверно обречен, мое предназначение в жизни, только рубить дрова, или подметать какой нибудь двор возле многоэтажных домов.
Еще не рассказывал ту историю, нет, видимо нет.
Так вот:
Папа и Виктор куда-то поехали, по молодости, Роберту тридцать лет, Виктору двадцать, летом, на пленер опять.
Зарисовать пейзажи на Волге.
Денег нет вообще, поехали без билетов на поезде.
Папа вскочил в пространство между вагонами, Виктор следом.
Папа успел выбраться на крышу, а Виктора стало зажимать вагонами, был крутой поворот, углы вагонов почти соприкасаются друг с другом при таком изгибе рельсов.
Папа тянул его из последних сил, чтобы спасти друга.
Конечно, вытянул его, содрали кожу, царапины, раны, потеря вещей, но главное Виктор, друг остался жив.
Наверно по сравнении с отцом, выгляжу полным дерьмищем.
Друга у меня нет, ничего нет, даже не съездить на пленер, идиотизм, что тут говорить.
Я познал глубокую меру сумасшествия, хотя люди тут немного заблуждаются, считая человеческие души свихнувшимися, или не от мира всего, почему-то самими счастливыми…»
Кино, конечно, думал что это не так, попил кофе, (чашку поставил в кухонную раковину, помоет потом) аккуратно оделся, (болела обваренная рука), выключил телевизор, проверил краны (чтобы не текла вода), надел сапоги, выскочил за дверь, прикрыл дверь, закрыл на замок, сбежал по этажам вниз, нажатие кнопки, стальная дверь подъезда отошла в сторону.
И вот он на улице; немного снежно, немного скользко, немного холодно, (всего-то минус пять или семь), но немного солнечно, лучи солнца пробивались сквозь тучи.
Обычная погода для начала октября, для этих широт.
— И что, куда теперь нам идти? — спросил внутренний голос.
— Не знаю, — ответил он сам себе.
Наверно пойдем искать отца.
Какой в этом смысл?
Кино не знает, или знает, догадается, но не хочет узнать всю правду.
Прекрасное утро, подумал Кино.
— Особенно чудесное, если ты пойдешь туда и сделаешь то и то.
— Ладно, пошли, то есть не пошли, а просто пошли, как идут все культурные люди.
Леонардо — «мона лиза».
Рафаэль Санти — фрески, в соборе святого Петра в Риме.
Шумахер — выиграл гонку на «формуле-1».
А дальше что, что дальше?
Дальше ничего, кроме как оставаться легендой.
*
Еще ночью Кино, понял, что пьянством, ничего путного не добьешься.
Хотя он все время звонил какой-то новой подруге, по сайту знакомств, она тоже жила в Екате, договорились встретиться, но та его заигнорила, под утро, заблокировала его номер навсегда, внеся в черный список.
От этого ему становилось как-то неуютно, и не по себе.
Среди разложенных вещей из рюкзака, по комнате, веяло необустроеностью, временным жилищем, но Кино отыскал тетрадь с ручкой, они еще остались со школы, как память о том времени.
Буду вести дневник, так решил он, направляясь на кухню, когда его разбудил будильник на телефоне, чтобы сделать себе кофе.
Кухня, маленький столик, на газовой плите кипятится чайник, Кино его снял с огня, налил кипяток в чашку, куда насыпал две чайные ложки растворимого кофе, дрожащие руки подвели, брызги, вместе с паром, попали на руку.,..
Боль была, но так, терпимо.
Ему захотелось почувствовать снова эту боль, сладостную, новою, и шипящую как разъяренная кошка.
Он полил себя на руку кипяток, но боль, на этот раз оказалось очень даже обжигающей, не такой, как он себе представлял.
День первый, так захотел назвать запись, написав это корявым почерком, левой рукой, так как правая рука, была немного обварена, очень сильно болела, которая теперь перебивала боль от утреннего похмелья.
«День первый. Скучно, просто до жути скучно. Я просто хочу написать свою историю, не понимаю, что мне делать, здесь, дальше, дрова рубить, что ли, пойти, разгружать вагоны, мести дворы метлой.
Наверно обречен, мое предназначение в жизни, только рубить дрова, или подметать какой нибудь двор возле многоэтажных домов.
Еще не рассказывал ту историю, нет, видимо нет.
Так вот:
Папа и Виктор куда-то поехали, по молодости, Роберту тридцать лет, Виктору двадцать, летом, на пленер опять.
Зарисовать пейзажи на Волге.
Денег нет вообще, поехали без билетов на поезде.
Папа вскочил в пространство между вагонами, Виктор следом.
Папа успел выбраться на крышу, а Виктора стало зажимать вагонами, был крутой поворот, углы вагонов почти соприкасаются друг с другом при таком изгибе рельсов.
Папа тянул его из последних сил, чтобы спасти друга.
Конечно, вытянул его, содрали кожу, царапины, раны, потеря вещей, но главное Виктор, друг остался жив.
Наверно по сравнении с отцом, выгляжу полным дерьмищем.
Друга у меня нет, ничего нет, даже не съездить на пленер, идиотизм, что тут говорить.
Я познал глубокую меру сумасшествия, хотя люди тут немного заблуждаются, считая человеческие души свихнувшимися, или не от мира всего, почему-то самими счастливыми…»
Кино, конечно, думал что это не так, попил кофе, (чашку поставил в кухонную раковину, помоет потом) аккуратно оделся, (болела обваренная рука), выключил телевизор, проверил краны (чтобы не текла вода), надел сапоги, выскочил за дверь, прикрыл дверь, закрыл на замок, сбежал по этажам вниз, нажатие кнопки, стальная дверь подъезда отошла в сторону.
И вот он на улице; немного снежно, немного скользко, немного холодно, (всего-то минус пять или семь), но немного солнечно, лучи солнца пробивались сквозь тучи.
Обычная погода для начала октября, для этих широт.
— И что, куда теперь нам идти? — спросил внутренний голос.
— Не знаю, — ответил он сам себе.
Наверно пойдем искать отца.
Какой в этом смысл?
Кино не знает, или знает, догадается, но не хочет узнать всю правду.
Прекрасное утро, подумал Кино.
— Особенно чудесное, если ты пойдешь туда и сделаешь то и то.
— Ладно, пошли, то есть не пошли, а просто пошли, как идут все культурные люди.
Уголок самовыражения
День первый, так захотел назвать запись, написав это корявым почерком, левой рукой, так как правая рука, была немного обварена, очень сильно болела, которая теперь перебивала боль от утреннего похмелья.
«День первый. Скучно, просто до жути скучно. Я просто хочу написать свою историю, не понимаю, что мне делать, здесь, дальше, дрова рубить, что ли, пойти, разгружать вагоны, мести дворы метлой.
Наверно обречен, мое предназначение в жизни, только рубить дрова, или подметать какой нибудь двор возле многоэтажных домов.
Еще не рассказывал ту историю, нет, видимо нет.
Так вот:
Папа и Виктор куда-то поехали, по молодости, Роберту тридцать лет, Виктору двадцать, летом, на пленер опять.
Зарисовать пейзажи на Волге.
Денег нет вообще, поехали без билетов на поезде.
Папа вскочил в пространство между вагонами, Виктор следом.
Папа успел выбраться на крышу, а Виктора стало зажимать вагонами, был крутой поворот, углы вагонов почти соприкасаются друг с другом при таком изгибе рельсов.
Папа тянул его из последних сил, чтобы спасти друга.
Конечно, вытянул его, содрали кожу, царапины, раны, потеря вещей, но главное Виктор, друг остался жив.
Наверно по сравнении с отцом, выгляжу полным дерьмищем.
Друга у меня нет, ничего нет, даже не съездить на пленер, идиотизм, что тут говорить.
Я познал глубокую меру сумасшествия, хотя люди тут немного заблуждаются, считая человеческие души свихнувшимися, или не от мира всего, почему-то самими счастливыми…»
Кино, разумеется, думал, что это не так, попил кофе, (чашку поставил в кухонную раковину, помоет потом) аккуратно оделся, (болела обваренная рука), выключил телевизор, проверил краны (чтобы не текла вода), надел сапоги, выскочил за дверь, прикрыл дверь, закрыл на замок, закинул в рот две таблетки жевательной резинки «дирола, (для освежения дыхания), сбежал по этажам вниз, нажатие кнопки, стальная дверь подъезда отошла в сторону, выпуская на простор.
И вот он на улице; немного снежно, немного скользко, немного холодно, (всего-то минус пять или семь), но немного солнечно, лучи солнца пробивались сквозь тучи. Обычная погода для начала октября, для этих широт.
— И что, куда теперь нам идти? — спросил внутренний голос.
— Не знаю, — ответил он сам себе.
Наверно пойдем искать отца.
Какой в этом смысл?
Кино не знает, или знает, догадается со временем, но не хочет узнать всю правду.
Прекрасный день, подумал Кино.
— Особенно чудесный, если ты пойдешь туда и сделаешь то и то.
— Ладно, пошли, то есть не пошли, а просто пошли, как идут все культурные люди.
Новый город, новые дела, новые проблемы: окружали со всех сторон.
Он включил навигатор на телефоне, чтобы двинуться в путь.
(да, в то время, навигация по спутникам GPS, была бесплатной, беспроводной, безинтернетовской, то есть не нужен был платный интернет, для нынешнего Глонасса.
Просто включаешь приложение «карты», и всё..)
Набрал Алису в «ватцапе» (это тогда был новый мессенджер), наговаривая по дороге, через которую он переходил, улица Краузе, дом 81, голосовое сообщение новому абоненту:
— Привет Лиса с зелеными волосами. Я живой еще. Вот. Наверно всё. Звони, если что. Там, потеряшки, если будут, помогу, если будет время, нет проблем. Пока...
Сунул наушник в ухо.
(беспроводной, китайский, заказанный еще когда-то с «али-экспресс».
Конечно, они шли в паре, можно чередовать ухо.
Один наушник сюда, другой зарядка.
Можно чередовать ухо, слушать сюда, другое ухо пока отдыхать)
Тупая китайская инструкция, перед запуском, как пройти в национальный зоопарк Чаньганя)
В общем, наушник в ухо, чтобы послушать музыку для настроения.
Катя Лель, Ирина Круг, какие же они старые тетки.
Да, когда-то они блистали. Но сегодня они, конечная остановка где-то там, потом пенсия, и все остальное.
Не актуально, называется.
— Это просто зима
Уходящий февраль
Вяжет хурма
В мятом «пока»
Слышу «прощай»..
Кино закурил сигарету, переходя улицу Краузе, конечно в не положенном месте.
Зебра далеко, да и светофора отсюда не видать.
Возле остановки, его остановил подмятый жизнью мужик.
— Дай закурить, а?! пожжлуссста.
— Ну на, кури. Мне не жалко.
Мужик трясущимися пальцами взял предложенную сигарету.
«День первый. Скучно, просто до жути скучно. Я просто хочу написать свою историю, не понимаю, что мне делать, здесь, дальше, дрова рубить, что ли, пойти, разгружать вагоны, мести дворы метлой.
Наверно обречен, мое предназначение в жизни, только рубить дрова, или подметать какой нибудь двор возле многоэтажных домов.
Еще не рассказывал ту историю, нет, видимо нет.
Так вот:
Папа и Виктор куда-то поехали, по молодости, Роберту тридцать лет, Виктору двадцать, летом, на пленер опять.
Зарисовать пейзажи на Волге.
Денег нет вообще, поехали без билетов на поезде.
Папа вскочил в пространство между вагонами, Виктор следом.
Папа успел выбраться на крышу, а Виктора стало зажимать вагонами, был крутой поворот, углы вагонов почти соприкасаются друг с другом при таком изгибе рельсов.
Папа тянул его из последних сил, чтобы спасти друга.
Конечно, вытянул его, содрали кожу, царапины, раны, потеря вещей, но главное Виктор, друг остался жив.
Наверно по сравнении с отцом, выгляжу полным дерьмищем.
Друга у меня нет, ничего нет, даже не съездить на пленер, идиотизм, что тут говорить.
Я познал глубокую меру сумасшествия, хотя люди тут немного заблуждаются, считая человеческие души свихнувшимися, или не от мира всего, почему-то самими счастливыми…»
Кино, разумеется, думал, что это не так, попил кофе, (чашку поставил в кухонную раковину, помоет потом) аккуратно оделся, (болела обваренная рука), выключил телевизор, проверил краны (чтобы не текла вода), надел сапоги, выскочил за дверь, прикрыл дверь, закрыл на замок, закинул в рот две таблетки жевательной резинки «дирола, (для освежения дыхания), сбежал по этажам вниз, нажатие кнопки, стальная дверь подъезда отошла в сторону, выпуская на простор.
И вот он на улице; немного снежно, немного скользко, немного холодно, (всего-то минус пять или семь), но немного солнечно, лучи солнца пробивались сквозь тучи. Обычная погода для начала октября, для этих широт.
— И что, куда теперь нам идти? — спросил внутренний голос.
— Не знаю, — ответил он сам себе.
Наверно пойдем искать отца.
Какой в этом смысл?
Кино не знает, или знает, догадается со временем, но не хочет узнать всю правду.
Прекрасный день, подумал Кино.
— Особенно чудесный, если ты пойдешь туда и сделаешь то и то.
— Ладно, пошли, то есть не пошли, а просто пошли, как идут все культурные люди.
Новый город, новые дела, новые проблемы: окружали со всех сторон.
Он включил навигатор на телефоне, чтобы двинуться в путь.
(да, в то время, навигация по спутникам GPS, была бесплатной, беспроводной, безинтернетовской, то есть не нужен был платный интернет, для нынешнего Глонасса.
Просто включаешь приложение «карты», и всё..)
Набрал Алису в «ватцапе» (это тогда был новый мессенджер), наговаривая по дороге, через которую он переходил, улица Краузе, дом 81, голосовое сообщение новому абоненту:
— Привет Лиса с зелеными волосами. Я живой еще. Вот. Наверно всё. Звони, если что. Там, потеряшки, если будут, помогу, если будет время, нет проблем. Пока...
Сунул наушник в ухо.
(беспроводной, китайский, заказанный еще когда-то с «али-экспресс».
Конечно, они шли в паре, можно чередовать ухо.
Один наушник сюда, другой зарядка.
Можно чередовать ухо, слушать сюда, другое ухо пока отдыхать)
Тупая китайская инструкция, перед запуском, как пройти в национальный зоопарк Чаньганя)
В общем, наушник в ухо, чтобы послушать музыку для настроения.
Катя Лель, Ирина Круг, какие же они старые тетки.
Да, когда-то они блистали. Но сегодня они, конечная остановка где-то там, потом пенсия, и все остальное.
Не актуально, называется.
— Это просто зима
Уходящий февраль
Вяжет хурма
В мятом «пока»
Слышу «прощай»..
Кино закурил сигарету, переходя улицу Краузе, конечно в не положенном месте.
Зебра далеко, да и светофора отсюда не видать.
Возле остановки, его остановил подмятый жизнью мужик.
— Дай закурить, а?! пожжлуссста.
— Ну на, кури. Мне не жалко.
Мужик трясущимися пальцами взял предложенную сигарету.
Уголок самовыражения
Малышка на миллион, 2004 года.
Фильм легенда кинематографа.
Классный сюжет, классные актеры.
Как всегда в шедеврах, все показано в иносказательной форме.
«В боксе все наоборот».
В карате, в восточных единоборствах.
Наверно в жизни тоже, танцы, песни, искусство, все наоборот, чем кажется на первый взгляд.
Такая вот, правда, от реальности.
«им надо ставить удар, снова, снова, и снова.
До изнеможения. Чтобы они почувствовали, что умеют так делать с первого дня рождения…»
Видимо в жизни, да и в семье, где растят будущих чемпионов, тоже так, принято.
Конечно, есть семьи благополучные (в семье достаток, жилая площадь на всех, муж без измен, супруга верна), а есть неблагополучные семьи, которые всегда несчастливы по-своему.
То есть, есть семьи, где сами родители, выступают в роли тренеров, воспитывая будущих бойцов по жизни.
А есть семьи, и наверно неполные, с одной мамой, которая бросает воспитание ребенка на произвол судьбы.
Ну получил сын двойку, или трояк, да пофигу, жизнь воспитает потом, думает обыкновенная мамаша.
Лишь бы в школу ходил только сейчас…
Наглядный пример:
Плющенко, тот самый чемпион мира по фигурному катанию, ему повезло, он родился в благополучной семье.
В него вкладывали деньги и средства, с раннего детства.
Семья переехала с Новосибирска в Москву, в начале 90-х, чтобы их сынишка в 10 лет мог позаниматься с лучшими тренерами, на лучших катках. Прилагала разные усилия, в него верили, в конце то концов. Вложили миллионы рублей.
Как бы, поэтому всё и получилось.
Как в сказке, но не совсем уж, но все равно.
Евгений Плющенко теперь чемпион, он легенда спорта, мирового масштаба.
Ага, как же, жизнь воспитает, но, как обычно бывает не в лучшую сторону.
Это было в 90-ых.
После армии, записался в городскую секцию карате.
Конечно, в платную, правда, за тренировки в спортзале под руководством сенсея выходили за месяц какие-то копейки, вроде как литр водки что ли.
Почему записался туда? Не знаю, много причин.
Одна из них, заработать легкие деньги по-быстрому:
Выиграть бои на соревнованиях, подпольные бои без правил, потом двигаться дальше к чемпионскому титулу, либо тебя заметят люди из определенных кругов, потом пристроят к своему делу, рекет называется.
Я терпел боль, и тренировался: в спаррингах, в кумите, в учебных боях, в драках в подъездах с местными гопниками.
Синяки на лице, небольшие травмы тела и конечностей, конечно, небольшие минусы, за этот странный выбор, когда все выбирают профессию менеджера или юриста.
Такое было время в 90-ых.
Спустя три месяца тренировок, всех озадачили: к нам в городок приезжает мастер карате «черного пояса»: чтобы принять экзамен.
Фамилия мастера была на «л».: Левашов,, то ли Лебедев, то ли еще какая-то, возможно придуманная.
Чтобы слать на «пояса», нужны снова деньги сдать в общую кассу, в каком-то размере.
Конечно, сдал, взнос.
В то время это было какие-то тыща рублей.
Ну бутылка коньяка какого-нибудь хорошего.
Вроде «метаксы» в 5 звезд, которая тогда продавалась в коммерческом ларьке..
Висели афиши по городу: сегодня будет турнир по карате.
Вход платный сто рублей, для обычных людей в партере.
Я отпросился с работы, вроде взял выходные.
Пришел в ДДЮТ, это там происходило, там спортзал и разные помещения, вроде раздевалок.
— Есть кимоно?
Спросил из помощников «левашова»
— Нет. А че надо?
— Ты дурак. Наа, переодевайся, дебил.
Он швырнул мне форму: белую, х\б., настоящее кимоно
«Кекусинкай карате».
— А давай проверим: дебил я, или нет.
— Давай.
Помощника «левашова» вырубил с одного удара в печень.
После переоделся в кимоно, спустился в спортзал.
Там уже были построены в ряд сотня бойцов.
От десяти лет, и до моего возраста и даже больше.
Это было очень красиво, в армии, тоже красиво, бывает.
Но не в этом случае. Не знаю какое-то искусство, выполнять команды: ич, ни, сан,…
Особенно в группе, особенно синхронно.
Белые руки, и ноги, порхают как птицы.
При6ежал в зал, встал в общий строй.
Сенсей построил по «тройкам», начали делать ката.
Они сначала были начальными, потом сложнее.
Некоторые движения не знал их, потом потерялся, но старался предугадывать наперед..
Потом прибежал тот самый помощник, нашептывая на ухо главному сенсею.
— Так, построились.
— Ты, — он показал на меня пальцем.
— Выйди вперед.
Я вышел, из общего строя ребят, пацанов, мальчишек.
— За ненадлежащее поведение, и то, что не учился основам ката, ты дисквалифицирован навсегда.
— Да пошли вы все нахуй!
Сказал я всем, (конечно кто теперь мне мои деньги отдаст) наверно всему залу тоже.
Это было давно, и как будто вчера.
Только Будо-паспорта теперь у меня нет.
Да и зачем он мне нужен, вроде бы простая бумажка, которая бы тоже лежала среди других бумажек, без дела.
Хотя, и так благодарен жизни, за воспитание, чтобы стать другим человеком, которая позволила, обойти все острые камни.
Как объяснить: да, вот так, все герои, почти мертвы, а я, я почти жив. Ну да, почти счастлив, от этого, в некотором роде.
Наверно этот текст вообще не обо мне, как и фильм тоже.
Он просто о людях, чьи истории иногда вызывают уважение.
Я буду бороться, чтобы жить в этом мире.
Но я также буду бороться, за тот шанс, чтобы уйти из него.
Без боли, без страданий, без ничего.
Фильм легенда кинематографа.
Классный сюжет, классные актеры.
Как всегда в шедеврах, все показано в иносказательной форме.
«В боксе все наоборот».
В карате, в восточных единоборствах.
Наверно в жизни тоже, танцы, песни, искусство, все наоборот, чем кажется на первый взгляд.
Такая вот, правда, от реальности.
«им надо ставить удар, снова, снова, и снова.
До изнеможения. Чтобы они почувствовали, что умеют так делать с первого дня рождения…»
Видимо в жизни, да и в семье, где растят будущих чемпионов, тоже так, принято.
Конечно, есть семьи благополучные (в семье достаток, жилая площадь на всех, муж без измен, супруга верна), а есть неблагополучные семьи, которые всегда несчастливы по-своему.
То есть, есть семьи, где сами родители, выступают в роли тренеров, воспитывая будущих бойцов по жизни.
А есть семьи, и наверно неполные, с одной мамой, которая бросает воспитание ребенка на произвол судьбы.
Ну получил сын двойку, или трояк, да пофигу, жизнь воспитает потом, думает обыкновенная мамаша.
Лишь бы в школу ходил только сейчас…
Наглядный пример:
Плющенко, тот самый чемпион мира по фигурному катанию, ему повезло, он родился в благополучной семье.
В него вкладывали деньги и средства, с раннего детства.
Семья переехала с Новосибирска в Москву, в начале 90-х, чтобы их сынишка в 10 лет мог позаниматься с лучшими тренерами, на лучших катках. Прилагала разные усилия, в него верили, в конце то концов. Вложили миллионы рублей.
Как бы, поэтому всё и получилось.
Как в сказке, но не совсем уж, но все равно.
Евгений Плющенко теперь чемпион, он легенда спорта, мирового масштаба.
Ага, как же, жизнь воспитает, но, как обычно бывает не в лучшую сторону.
Это было в 90-ых.
После армии, записался в городскую секцию карате.
Конечно, в платную, правда, за тренировки в спортзале под руководством сенсея выходили за месяц какие-то копейки, вроде как литр водки что ли.
Почему записался туда? Не знаю, много причин.
Одна из них, заработать легкие деньги по-быстрому:
Выиграть бои на соревнованиях, подпольные бои без правил, потом двигаться дальше к чемпионскому титулу, либо тебя заметят люди из определенных кругов, потом пристроят к своему делу, рекет называется.
Я терпел боль, и тренировался: в спаррингах, в кумите, в учебных боях, в драках в подъездах с местными гопниками.
Синяки на лице, небольшие травмы тела и конечностей, конечно, небольшие минусы, за этот странный выбор, когда все выбирают профессию менеджера или юриста.
Такое было время в 90-ых.
Спустя три месяца тренировок, всех озадачили: к нам в городок приезжает мастер карате «черного пояса»: чтобы принять экзамен.
Фамилия мастера была на «л».: Левашов,, то ли Лебедев, то ли еще какая-то, возможно придуманная.
Чтобы слать на «пояса», нужны снова деньги сдать в общую кассу, в каком-то размере.
Конечно, сдал, взнос.
В то время это было какие-то тыща рублей.
Ну бутылка коньяка какого-нибудь хорошего.
Вроде «метаксы» в 5 звезд, которая тогда продавалась в коммерческом ларьке..
Висели афиши по городу: сегодня будет турнир по карате.
Вход платный сто рублей, для обычных людей в партере.
Я отпросился с работы, вроде взял выходные.
Пришел в ДДЮТ, это там происходило, там спортзал и разные помещения, вроде раздевалок.
— Есть кимоно?
Спросил из помощников «левашова»
— Нет. А че надо?
— Ты дурак. Наа, переодевайся, дебил.
Он швырнул мне форму: белую, х\б., настоящее кимоно
«Кекусинкай карате».
— А давай проверим: дебил я, или нет.
— Давай.
Помощника «левашова» вырубил с одного удара в печень.
После переоделся в кимоно, спустился в спортзал.
Там уже были построены в ряд сотня бойцов.
От десяти лет, и до моего возраста и даже больше.
Это было очень красиво, в армии, тоже красиво, бывает.
Но не в этом случае. Не знаю какое-то искусство, выполнять команды: ич, ни, сан,…
Особенно в группе, особенно синхронно.
Белые руки, и ноги, порхают как птицы.
При6ежал в зал, встал в общий строй.
Сенсей построил по «тройкам», начали делать ката.
Они сначала были начальными, потом сложнее.
Некоторые движения не знал их, потом потерялся, но старался предугадывать наперед..
Потом прибежал тот самый помощник, нашептывая на ухо главному сенсею.
— Так, построились.
— Ты, — он показал на меня пальцем.
— Выйди вперед.
Я вышел, из общего строя ребят, пацанов, мальчишек.
— За ненадлежащее поведение, и то, что не учился основам ката, ты дисквалифицирован навсегда.
— Да пошли вы все нахуй!
Сказал я всем, (конечно кто теперь мне мои деньги отдаст) наверно всему залу тоже.
Это было давно, и как будто вчера.
Только Будо-паспорта теперь у меня нет.
Да и зачем он мне нужен, вроде бы простая бумажка, которая бы тоже лежала среди других бумажек, без дела.
Хотя, и так благодарен жизни, за воспитание, чтобы стать другим человеком, которая позволила, обойти все острые камни.
Как объяснить: да, вот так, все герои, почти мертвы, а я, я почти жив. Ну да, почти счастлив, от этого, в некотором роде.
Наверно этот текст вообще не обо мне, как и фильм тоже.
Он просто о людях, чьи истории иногда вызывают уважение.
Я буду бороться, чтобы жить в этом мире.
Но я также буду бороться, за тот шанс, чтобы уйти из него.
Без боли, без страданий, без ничего.
Уголок самовыражения
Еще ночью Кино, понял, что пьянством, ничего путного не добьешься.
Хотя он все время звонил какой-то новой подруге, по сайту знакомств, она тоже жила в Екате, договорились встретиться, но та его заигнорила, под утро, заблокировала его номер навсегда, внеся в черный список.
От этого ему становилось как-то неуютно, и не по себе.
Среди разложенных вещей из рюкзака, по комнате, веяло необустроеностью, временным жилищем, но Кино отыскал тетрадь с ручкой, они еще остались со школы, как память о том времени.
Буду вести дневник, так решил он, направляясь на кухню, когда его разбудил будильник на телефоне, чтобы сделать себе кофе.
Кухня, маленький столик, на газовой плите кипятится чайник, Кино его снял с огня, налил кипяток в чашку, куда насыпал две чайные ложки растворимого кофе, дрожащие руки подвели, брызги, вместе с паром, попали на руку.,..
Боль была, но так, терпимо.
Ему захотелось почувствовать снова эту боль, сладостную, новою, и шипящую как разъяренная кошка.
Он полил себя на руку кипяток, но боль, на этот раз оказалось очень даже обжигающей, не такой, как он себе представлял.
День первый, так захотел назвать запись, написав это корявым почерком, левой рукой, так как правая рука, была немного обварена, очень сильно болела, которая теперь перебивала боль от утреннего похмелья.
«День первый. Скучно, просто до жути скучно. Я просто хочу написать свою историю, не понимаю, что мне делать, здесь, дальше, дрова рубить, что ли, пойти, разгружать вагоны, мести дворы метлой.
Наверно обречен, мое предназначение в жизни, только рубить дрова, или подметать какой нибудь двор возле многоэтажных домов.
Еще не рассказывал ту историю, нет, видимо нет.
Так вот:
Папа и Виктор куда-то поехали, по молодости, Роберту тридцать лет, Виктору двадцать, летом, на пленер опять.
Зарисовать пейзажи на Волге.
Денег нет вообще, поехали без билетов на поезде.
Папа вскочил в пространство между вагонами, Виктор следом.
Папа успел выбраться на крышу, а Виктора стало зажимать вагонами, был крутой поворот, углы вагонов почти соприкасаются друг с другом при таком изгибе рельсов.
Папа тянул его из последних сил, чтобы спасти друга.
Конечно, вытянул его, содрали кожу, царапины, раны, потеря вещей, но главное Виктор, друг остался жив.
Наверно по сравнении с отцом, выгляжу полным дерьмищем.
Друга у меня нет, ничего нет, даже не съездить на пленер, идиотизм, что тут говорить.
Я познал глубокую меру сумасшествия, хотя люди тут немного заблуждаются, считая человеческие души свихнувшимися, или не от мира всего, почему-то самими счастливыми…»
Кино, разумеется, думал, что это не так, попил кофе, (чашку поставил в кухонную раковину, помоет потом) аккуратно оделся, (болела обваренная рука), выключил телевизор, проверил краны (чтобы не текла вода), надел сапоги, выскочил за дверь, прикрыл дверь, закрыл на замок, закинул в рот две таблетки жевательной резинки «дирола», (для освежения дыхания), сбежал по этажам вниз, нажатие кнопки, стальная дверь подъезда отошла в сторону, выпуская на простор.
И вот он на улице; немного снежно, немного скользко, немного холодно, (всего-то минус пять или семь), но немного солнечно, лучи солнца пробивались сквозь тучи. Обычная погода для начала октября, для этих широт.
— И что, куда теперь нам идти? — спросил внутренний голос.
— Не знаю, — ответил он сам себе.
Наверно пойдем искать отца.
Какой в этом смысл?
Кино не знает, или знает, догадается со временем, но не хочет узнать всю правду.
Прекрасный день, подумал Кино.
— Особенно чудесный, если ты пойдешь туда и сделаешь то и то.
— Ладно, пошли, то есть не пошли, а просто пошли, как идут все культурные люди.
Новый город, новые дела, новые проблемы: окружали со всех сторон.
Он включил навигатор на телефоне, чтобы двинуться в путь.
(да, в то время, навигация по спутникам GPS, была бесплатной, беспроводной, безинтернетовской, то есть не нужен был платный интернет, для нынешнего Глонасса.
Просто включаешь приложение «карты», и всё..)
Набрал Алису в «ватцапе» (это тогда был новый мессенджер), наговаривая по дороге, через которую он переходил, улица Краузе, дом 81, голосовое сообщение новому абоненту:
— Привет Лиса с зелеными волосами. Я живой еще. Вот. Наверно всё. Звони, если что. Там, потеряшки, если будут, помогу, если будет время, нет проблем. Пока...
Сунул наушник в ухо.
(беспроводной, китайский, заказанный еще когда-то с «али-экспресс».
Конечно, они шли в паре, можно чередовать ухо.
Один наушник сюда, другой зарядка.
Можно чередовать ухо, слушать сюда, другое ухо пока отдыхать)
Тупая китайская инструкция, перед запуском, как пройти в национальный зоопарк Чаньганя)
В общем, наушник в ухо, чтобы послушать музыку для настроения.
Катя Лель, Ирина Круг, какие же они старые тетки.
Да, когда-то они блистали. Но сегодня они вышли в тираж, пенсия, и все остальное.
Не актуально, называется.
— Это просто зима
Уходящий февраль
Вяжет хурма
В мятом «пока»
Слышу «прощай»..
Кино закурил сигарету, переходя улицу Краузе, конечно в не положенном месте,
Зебра далеко, да и светофора отсюда не видать.
Возле остановки, его остановил подмятый жизнью мужик.
— Дай закурить, а?! пожжлуссста.
— Ну на, кури. Мне не жалко.
Мужик трясущимися пальцами взял предложенную сигарету.
Кино поднес огонек зажигалки, к трясущимся рукам.
Непроизвольно от этого движения, запись на мп-3, переключилась на новый трек, воспроизведя его в ушных наушниках:
— Снова новый начинается день
Снова утро прожектором бьёт из окна
И молчит телефон, отключен
Снова солнца на небе нет
Снова бой, каждый сам за себя
И мне кажется, солнце
Не больше чем сон
На экране окна
Сказка с несчастливым концом
Странная сказка
(«Сказка», текст и музыка В. Цоя)
— Спасибо, брат, выручил, — наконец, выдохнул он синеватый дымок с паром изо рта, раскуривая сигарету.
— Не брат я тебе, даже не земляк, — заметил наш главный герой рассказа.
— Ты зачем так, обижаешь ведь, незаслуженно это, — почему-то тихо возразил мужик бомжеватого вида, невольно приседая на свободную скамейку.
Он давно не стрижен, что такое бритва, позабыло его лицо, от него пахло, точнее, воняло, чем-то неприятным, давно несвежей одеждой, наверно, которая сейчас, вся находилась на нем, натянутая на седые волосы, находилась утепленная немецкая кепка, вроде она называется «бергмютце».
Кино присел тоже рядом с ним, невзирая на запах, потирая озябшие ладони, морозец, однако, а он без перчаток оказался с утра.
— Ладно. Извини.
Обратился к мужику.
— Ничего, бывает. Ты откуда сам-то?
— Из далека, приехал. А ты немец что ли? Говоришь, будто не по-нашему?
— Немец, правда, не настоящий, а так, — он махнул рукой, будто отгоняя муху.
Мой дедушка Фридрих, воевать против России. Воевать, воевать, потом, потом под Сталинградом он попал в плен. Понимать?
— Ес, ай ду.
— Он не попал в обычный лагерь для военнопленных, его послали сюда, в город, набитыми швайн, строить эту улицу Краузе, — он обвел рукой многоэтажные дома, построенными по всему пространству.— Как будто в насмешку: немцы желающие уехать в фатерланд, строят дома и улицы, где-то здесь, на чужбине.
— Они вручную месили бетон, таскали кирпичи, песок, цемент, штукатурку.
Понимать?
— В клетке, будто запертый тигр
Ты рыча, словно бешеный зверь, пробивался на волю
Трек в наушнике сам по себе переключился на древний шансон.
Кино вынул наушник, сунул в карман.
— Пошли Немец. Там бургерная, или чебуречная, по-нашему.
Я угощаю. Выпить водки, или как там по-вашему, шнапса.
— Можно Немцем тебя называть?
— Да, можно, э, можно. Сколько хотите, столько и называйте.
— Ну вставай бродяга, пошли тогда, что здесь сидеть зря, жопу морозить. Шнапс сам себя не выпьет.
Кино пошел впереди, бомж, кряхтя, поднялся с лавочки.
Вслед за ним, дороге повествуя свою историю:
— Фридрих строил дома, там он нашел «либен», ее звали Наташа.
Они строили-строили, потом поженились, отсюда появился мой папа!
Зер гут! О майн гот. Потом, после смерти Сталина, немцев стали отпускать на родину.
Фридрих уехал туда на родину, раньше она была ФРГ.
— А мой папа, по имени Генрих: он немножко, как сказать по-русски, правильно, он немного «дальбаеб». Он остался с бабушкой Наташей здесь, вырос, отучился в училище, в шестнадцать лет тоже пошел на стройку, достраивать после отца эту улицу под именем Краузе. Там и познакомился, с одной молоденькой штукатуршей, ее звали Люба, Лисбен. Потом, как это сказать по-русски, возникнул я…
Это был торговый центр, торговавший от унитазов, до таблеток от комаров
Кино по наитию, нашел вход, куда-то, ведущий вниз.
Слышалась приглушенно песня Ирины Круг, «каприз»
Срывающие слова с губ давно не обещанные никому.
— Может, любовь; может, каприз;
Город промок в холодных каплях дождя.
Снова с тобой падаем вниз,
Мир одинок сегодня стал без тебя.
Кино приотворил дверь: внутри, то есть внизу, если спуститься по ступенькам, облицованных белой мраморной плиткой, имелось на цокольном этаже, кофейное заведение без рекламной вывески.
Одинокая девушка, лет тридцати, с мелированной прической, под Ирину Круг, протирающая стенки стаканов, тонкой салфеткой, подтанцовывала в такт песни за высокой барной стойкой.
Странно, тут все женщины и девушки стремились походить только на ее саму.
Хотя, что тут странного, ведь она родом из этих мест, здесь росла, здесь училась.
А потом вот, в один, знаменательный момент, стала иконой, такого сугубо уральского женского стиля.
Пахло кофе и ароматным дымом, наверное из потушенных еще ночью кальянов.
Из настенных динамиков мягко играла музыка, чуть приглушенный свет, и никого нет из посетителей кроме их самих.
Тепло и уютно, если не знать, что они находятся где-то в подвале здания.
В облагороженном подвале, от которого все равно несло неистребимым холодом.
Кино и его новый знакомый, от которого почему-то больше не воняло, устроились возле стойки, на стульчаках.
— Холод на моих губах;
правда, что любовь слепа?
Глупо говорить "Постой",
следом идти за тобой.
Холод в сердце и в душе,
не вернуть тебя уже.
Ни к чему слова твои,
нам не хватает любви..
— Нам бы водки. Два по двести можно, — обратился Кино к скучающей барменше без дела, с блестками на лице, одетой в синей форменный костюм, на ее пышной груди, висел нацепленный бейджик с названием «Диана».
— Можно, чем закусывать будете?
— Не знаю, дайте хлеба что ли.
— И все?
— Да, водки и хлеба, Дианочка, плиз.
— У нас только такой есть, — барменша сняла с полки упаковку чего-то хрустящего, положила на стойку перед ними.
— О, галеты, — новый знакомый, через несуществующие передние зубы, присвистнул языком, от удовольствия.
— Берете?
— Да берем, если можно разложите по тарелочкам хлеб.
— С вас 345 рублей.
Барменша пробежалась пальчиками по клавишам кассовой машины, название на шильдике АМС-100К.
На оборотной стороне дисплея высветились, небольшие, мигающие зеленом огоньком цифирьки.
— Однако, — теперь уже присвистнул наш главный герой, у которого в бумажнике находились лишь три сотки из наличности, и то взятые на всякий неудобный случай на дню, вроде как незапланированных поездок по городу на трамвае, или на троллейбусе, когда стоимость проезда, составляла, плюс минус тридцать рублей.
(на трамвае, как и в метро, билет стоил 27 рублей, на троллейбусе 28 рублей, на разных автобусах от 29 до 30 рублей соответственно)
— А если без хлеба посчитать?
— Хорошо, давайте так.
Диана отманикюренными пальчиками вновь прошлась по клавиатуре.
— Тогда с вас 280.
— Ну ладно, наливай. Только не надо льда.
Кино вытащил из бумажника три сотки, положил на стойку.
— Вот. Можно без сдачи. Здесь можно курить?
— Да, я подам пепельницу.
Барменша разлила водку по стаканам, ровно отмеряя жидкость по граммам.
— Ну что, давай что ли, за знакомство, Ебанаш Банашович?
Мужик в немецкой кепи поморщился:
— Я Гюнтер, такое мне дали имя родители, после рождения.
— Понял, принял. Ладно, что не Адольфом назвали.
— И то спасибо им за это.
Кино вытащил из кармана упаковку «дирола», пачку сигарет.
— Закуска, если что.
— Слышь, Немец, а вот почему говорят, что есть русскому хорошо, то немцу это смерть?
Они выпили, по одной, не чокаясь друг с другом.
Немец не стал закусывать «диролом», лишь замотал головой, хватая ртом воздух.
Потом ответил:
— Можно сказать наоборот, что есть немцам хорошо, то русским капут.
У них там хорошее пиво, хорошие сосиски, хорошие дороги, и хорошие тачки.
Поэтому вам будет, как это сказать, «хенде хох».
Если вы все узнаете, на самом деле, как живут немцы, то сами поставите свою власть под расстрел. Что, я не прав?
Барменша даже убавила музыку, с интересом, прислушиваясь к диалогу.
— Да ладно, забей. А сам-то что не там тогда живешь? А Гюнтер?
— Я сидел, здесь. Много. Не один раз. Раньше не выпускали за границу, а теперь, видишь, денег нет на билет, даже на курево.
— Угумм, тогда понятно. Давай что ли, за нас.
На этот раз, они выпили, стукнувшись стаканами.
Кино заговорил первым, немного сбивчиво.
— Понимаешь, я с детства, хотел походить на отца. Перенять его привычки, его походку, не знаю, его мысли, его книги, которые он читал, как чистил зубы, как брился. Наверно это бы изменило мое мировоззрение.
Но его не было, блять, со дня моего первого рождения.
— И вот теперь как мне быть? с кого блять мне брать пример, спрашивается?!.
— Не знаю, ни с кого. Бери образец с самого себя.
— Так просто?
— Да, все просто. Берешь и отсеиваешь от себя всё ненужное.
— А ты где живешь счас? Наверно квартиру проебал по любому.
— Да проебал. Где живу.., на стройке, где же еще. Там есть вагончик, в нем и живу.
Немец показал рукой на север:
— Видел тупик на улице?
— Ну да, видел.
(улица Краузе, в том времени, заканчивалась тупиком, поворачиваясь на другую основную улицу.
Если пойти прямо на север, то там, среди развилок автодорог, находиться «Ашан», «Лента», «Икея», «Магнит»)
— Там стройки идут, видел?
— Видел.
— Наверно поэтому здесь, достраивать улицу. После отца и деда.
Есть что выпить?
— Нету больше.
— Ладно, если что, заходите в гости.
— Угумм. Пока.
Кинул на прощание Кино, когда оживший немецкий дед от похмелья, шустро взбирался по лестнице наверх.
Может быть, я не умру, пока он будет жив, подумал Кино.
Такая себе закономерность, от жизни.
Барменша включила музыку погромче.
— Скажешь "Прощай", скажешь "Прости";
Встретим рассвет с тобой уже не вдвоём.
Не обещай, боль отпусти;
Этот ответ - он сердце ранил моё.
— Пока, — кинул он барменше, которая ставила эту песню по кругу.
Выйдя на улицу Краузе, Кино засунул в ухо наушник, нажимая кнопку на телефоне.
Такие люди, такая жизнь, что поделать, ему надо идти искать отца.
«Янтарем капал мёд
В молочный улун
Все пускаюсь вперёд
А уйти не могу
Ещё пару секунд
Где-то там далеко
На шаре земном
Город, в котором нас
Не узнает никто
Не увидят вдвоём
Это просто весна
Уходящий май
Я сижу у окна
Пишу для тебя
Послушай
Здесь тянутся дни
Рваными струнами
Ты меня укради
Укради до зимы
Увези в полнолуние
Где-то там далеко
На шаре земном
Город, в котором нас
Не узнает никто
Где-то там далеко
На шаре земном
Город, в котором нас
Не узнает никто
Навзрыд плакал
Наш ноябрь
Меня провожая дождями
Зная, что я не вернусь
Ветром бессонным
Снежным штормом
В твоем маленьком
Солнечном
Тихом городе
Я не проснусь
Я просто зима
Уходящий февраль…»
(текст и музыка tAISh)
Хотя он все время звонил какой-то новой подруге, по сайту знакомств, она тоже жила в Екате, договорились встретиться, но та его заигнорила, под утро, заблокировала его номер навсегда, внеся в черный список.
От этого ему становилось как-то неуютно, и не по себе.
Среди разложенных вещей из рюкзака, по комнате, веяло необустроеностью, временным жилищем, но Кино отыскал тетрадь с ручкой, они еще остались со школы, как память о том времени.
Буду вести дневник, так решил он, направляясь на кухню, когда его разбудил будильник на телефоне, чтобы сделать себе кофе.
Кухня, маленький столик, на газовой плите кипятится чайник, Кино его снял с огня, налил кипяток в чашку, куда насыпал две чайные ложки растворимого кофе, дрожащие руки подвели, брызги, вместе с паром, попали на руку.,..
Боль была, но так, терпимо.
Ему захотелось почувствовать снова эту боль, сладостную, новою, и шипящую как разъяренная кошка.
Он полил себя на руку кипяток, но боль, на этот раз оказалось очень даже обжигающей, не такой, как он себе представлял.
День первый, так захотел назвать запись, написав это корявым почерком, левой рукой, так как правая рука, была немного обварена, очень сильно болела, которая теперь перебивала боль от утреннего похмелья.
«День первый. Скучно, просто до жути скучно. Я просто хочу написать свою историю, не понимаю, что мне делать, здесь, дальше, дрова рубить, что ли, пойти, разгружать вагоны, мести дворы метлой.
Наверно обречен, мое предназначение в жизни, только рубить дрова, или подметать какой нибудь двор возле многоэтажных домов.
Еще не рассказывал ту историю, нет, видимо нет.
Так вот:
Папа и Виктор куда-то поехали, по молодости, Роберту тридцать лет, Виктору двадцать, летом, на пленер опять.
Зарисовать пейзажи на Волге.
Денег нет вообще, поехали без билетов на поезде.
Папа вскочил в пространство между вагонами, Виктор следом.
Папа успел выбраться на крышу, а Виктора стало зажимать вагонами, был крутой поворот, углы вагонов почти соприкасаются друг с другом при таком изгибе рельсов.
Папа тянул его из последних сил, чтобы спасти друга.
Конечно, вытянул его, содрали кожу, царапины, раны, потеря вещей, но главное Виктор, друг остался жив.
Наверно по сравнении с отцом, выгляжу полным дерьмищем.
Друга у меня нет, ничего нет, даже не съездить на пленер, идиотизм, что тут говорить.
Я познал глубокую меру сумасшествия, хотя люди тут немного заблуждаются, считая человеческие души свихнувшимися, или не от мира всего, почему-то самими счастливыми…»
Кино, разумеется, думал, что это не так, попил кофе, (чашку поставил в кухонную раковину, помоет потом) аккуратно оделся, (болела обваренная рука), выключил телевизор, проверил краны (чтобы не текла вода), надел сапоги, выскочил за дверь, прикрыл дверь, закрыл на замок, закинул в рот две таблетки жевательной резинки «дирола», (для освежения дыхания), сбежал по этажам вниз, нажатие кнопки, стальная дверь подъезда отошла в сторону, выпуская на простор.
И вот он на улице; немного снежно, немного скользко, немного холодно, (всего-то минус пять или семь), но немного солнечно, лучи солнца пробивались сквозь тучи. Обычная погода для начала октября, для этих широт.
— И что, куда теперь нам идти? — спросил внутренний голос.
— Не знаю, — ответил он сам себе.
Наверно пойдем искать отца.
Какой в этом смысл?
Кино не знает, или знает, догадается со временем, но не хочет узнать всю правду.
Прекрасный день, подумал Кино.
— Особенно чудесный, если ты пойдешь туда и сделаешь то и то.
— Ладно, пошли, то есть не пошли, а просто пошли, как идут все культурные люди.
Новый город, новые дела, новые проблемы: окружали со всех сторон.
Он включил навигатор на телефоне, чтобы двинуться в путь.
(да, в то время, навигация по спутникам GPS, была бесплатной, беспроводной, безинтернетовской, то есть не нужен был платный интернет, для нынешнего Глонасса.
Просто включаешь приложение «карты», и всё..)
Набрал Алису в «ватцапе» (это тогда был новый мессенджер), наговаривая по дороге, через которую он переходил, улица Краузе, дом 81, голосовое сообщение новому абоненту:
— Привет Лиса с зелеными волосами. Я живой еще. Вот. Наверно всё. Звони, если что. Там, потеряшки, если будут, помогу, если будет время, нет проблем. Пока...
Сунул наушник в ухо.
(беспроводной, китайский, заказанный еще когда-то с «али-экспресс».
Конечно, они шли в паре, можно чередовать ухо.
Один наушник сюда, другой зарядка.
Можно чередовать ухо, слушать сюда, другое ухо пока отдыхать)
Тупая китайская инструкция, перед запуском, как пройти в национальный зоопарк Чаньганя)
В общем, наушник в ухо, чтобы послушать музыку для настроения.
Катя Лель, Ирина Круг, какие же они старые тетки.
Да, когда-то они блистали. Но сегодня они вышли в тираж, пенсия, и все остальное.
Не актуально, называется.
— Это просто зима
Уходящий февраль
Вяжет хурма
В мятом «пока»
Слышу «прощай»..
Кино закурил сигарету, переходя улицу Краузе, конечно в не положенном месте,
Зебра далеко, да и светофора отсюда не видать.
Возле остановки, его остановил подмятый жизнью мужик.
— Дай закурить, а?! пожжлуссста.
— Ну на, кури. Мне не жалко.
Мужик трясущимися пальцами взял предложенную сигарету.
Кино поднес огонек зажигалки, к трясущимся рукам.
Непроизвольно от этого движения, запись на мп-3, переключилась на новый трек, воспроизведя его в ушных наушниках:
— Снова новый начинается день
Снова утро прожектором бьёт из окна
И молчит телефон, отключен
Снова солнца на небе нет
Снова бой, каждый сам за себя
И мне кажется, солнце
Не больше чем сон
На экране окна
Сказка с несчастливым концом
Странная сказка
(«Сказка», текст и музыка В. Цоя)
— Спасибо, брат, выручил, — наконец, выдохнул он синеватый дымок с паром изо рта, раскуривая сигарету.
— Не брат я тебе, даже не земляк, — заметил наш главный герой рассказа.
— Ты зачем так, обижаешь ведь, незаслуженно это, — почему-то тихо возразил мужик бомжеватого вида, невольно приседая на свободную скамейку.
Он давно не стрижен, что такое бритва, позабыло его лицо, от него пахло, точнее, воняло, чем-то неприятным, давно несвежей одеждой, наверно, которая сейчас, вся находилась на нем, натянутая на седые волосы, находилась утепленная немецкая кепка, вроде она называется «бергмютце».
Кино присел тоже рядом с ним, невзирая на запах, потирая озябшие ладони, морозец, однако, а он без перчаток оказался с утра.
— Ладно. Извини.
Обратился к мужику.
— Ничего, бывает. Ты откуда сам-то?
— Из далека, приехал. А ты немец что ли? Говоришь, будто не по-нашему?
— Немец, правда, не настоящий, а так, — он махнул рукой, будто отгоняя муху.
Мой дедушка Фридрих, воевать против России. Воевать, воевать, потом, потом под Сталинградом он попал в плен. Понимать?
— Ес, ай ду.
— Он не попал в обычный лагерь для военнопленных, его послали сюда, в город, набитыми швайн, строить эту улицу Краузе, — он обвел рукой многоэтажные дома, построенными по всему пространству.— Как будто в насмешку: немцы желающие уехать в фатерланд, строят дома и улицы, где-то здесь, на чужбине.
— Они вручную месили бетон, таскали кирпичи, песок, цемент, штукатурку.
Понимать?
— В клетке, будто запертый тигр
Ты рыча, словно бешеный зверь, пробивался на волю
Трек в наушнике сам по себе переключился на древний шансон.
Кино вынул наушник, сунул в карман.
— Пошли Немец. Там бургерная, или чебуречная, по-нашему.
Я угощаю. Выпить водки, или как там по-вашему, шнапса.
— Можно Немцем тебя называть?
— Да, можно, э, можно. Сколько хотите, столько и называйте.
— Ну вставай бродяга, пошли тогда, что здесь сидеть зря, жопу морозить. Шнапс сам себя не выпьет.
Кино пошел впереди, бомж, кряхтя, поднялся с лавочки.
Вслед за ним, дороге повествуя свою историю:
— Фридрих строил дома, там он нашел «либен», ее звали Наташа.
Они строили-строили, потом поженились, отсюда появился мой папа!
Зер гут! О майн гот. Потом, после смерти Сталина, немцев стали отпускать на родину.
Фридрих уехал туда на родину, раньше она была ФРГ.
— А мой папа, по имени Генрих: он немножко, как сказать по-русски, правильно, он немного «дальбаеб». Он остался с бабушкой Наташей здесь, вырос, отучился в училище, в шестнадцать лет тоже пошел на стройку, достраивать после отца эту улицу под именем Краузе. Там и познакомился, с одной молоденькой штукатуршей, ее звали Люба, Лисбен. Потом, как это сказать по-русски, возникнул я…
Это был торговый центр, торговавший от унитазов, до таблеток от комаров
Кино по наитию, нашел вход, куда-то, ведущий вниз.
Слышалась приглушенно песня Ирины Круг, «каприз»
Срывающие слова с губ давно не обещанные никому.
— Может, любовь; может, каприз;
Город промок в холодных каплях дождя.
Снова с тобой падаем вниз,
Мир одинок сегодня стал без тебя.
Кино приотворил дверь: внутри, то есть внизу, если спуститься по ступенькам, облицованных белой мраморной плиткой, имелось на цокольном этаже, кофейное заведение без рекламной вывески.
Одинокая девушка, лет тридцати, с мелированной прической, под Ирину Круг, протирающая стенки стаканов, тонкой салфеткой, подтанцовывала в такт песни за высокой барной стойкой.
Странно, тут все женщины и девушки стремились походить только на ее саму.
Хотя, что тут странного, ведь она родом из этих мест, здесь росла, здесь училась.
А потом вот, в один, знаменательный момент, стала иконой, такого сугубо уральского женского стиля.
Пахло кофе и ароматным дымом, наверное из потушенных еще ночью кальянов.
Из настенных динамиков мягко играла музыка, чуть приглушенный свет, и никого нет из посетителей кроме их самих.
Тепло и уютно, если не знать, что они находятся где-то в подвале здания.
В облагороженном подвале, от которого все равно несло неистребимым холодом.
Кино и его новый знакомый, от которого почему-то больше не воняло, устроились возле стойки, на стульчаках.
— Холод на моих губах;
правда, что любовь слепа?
Глупо говорить "Постой",
следом идти за тобой.
Холод в сердце и в душе,
не вернуть тебя уже.
Ни к чему слова твои,
нам не хватает любви..
— Нам бы водки. Два по двести можно, — обратился Кино к скучающей барменше без дела, с блестками на лице, одетой в синей форменный костюм, на ее пышной груди, висел нацепленный бейджик с названием «Диана».
— Можно, чем закусывать будете?
— Не знаю, дайте хлеба что ли.
— И все?
— Да, водки и хлеба, Дианочка, плиз.
— У нас только такой есть, — барменша сняла с полки упаковку чего-то хрустящего, положила на стойку перед ними.
— О, галеты, — новый знакомый, через несуществующие передние зубы, присвистнул языком, от удовольствия.
— Берете?
— Да берем, если можно разложите по тарелочкам хлеб.
— С вас 345 рублей.
Барменша пробежалась пальчиками по клавишам кассовой машины, название на шильдике АМС-100К.
На оборотной стороне дисплея высветились, небольшие, мигающие зеленом огоньком цифирьки.
— Однако, — теперь уже присвистнул наш главный герой, у которого в бумажнике находились лишь три сотки из наличности, и то взятые на всякий неудобный случай на дню, вроде как незапланированных поездок по городу на трамвае, или на троллейбусе, когда стоимость проезда, составляла, плюс минус тридцать рублей.
(на трамвае, как и в метро, билет стоил 27 рублей, на троллейбусе 28 рублей, на разных автобусах от 29 до 30 рублей соответственно)
— А если без хлеба посчитать?
— Хорошо, давайте так.
Диана отманикюренными пальчиками вновь прошлась по клавиатуре.
— Тогда с вас 280.
— Ну ладно, наливай. Только не надо льда.
Кино вытащил из бумажника три сотки, положил на стойку.
— Вот. Можно без сдачи. Здесь можно курить?
— Да, я подам пепельницу.
Барменша разлила водку по стаканам, ровно отмеряя жидкость по граммам.
— Ну что, давай что ли, за знакомство, Ебанаш Банашович?
Мужик в немецкой кепи поморщился:
— Я Гюнтер, такое мне дали имя родители, после рождения.
— Понял, принял. Ладно, что не Адольфом назвали.
— И то спасибо им за это.
Кино вытащил из кармана упаковку «дирола», пачку сигарет.
— Закуска, если что.
— Слышь, Немец, а вот почему говорят, что есть русскому хорошо, то немцу это смерть?
Они выпили, по одной, не чокаясь друг с другом.
Немец не стал закусывать «диролом», лишь замотал головой, хватая ртом воздух.
Потом ответил:
— Можно сказать наоборот, что есть немцам хорошо, то русским капут.
У них там хорошее пиво, хорошие сосиски, хорошие дороги, и хорошие тачки.
Поэтому вам будет, как это сказать, «хенде хох».
Если вы все узнаете, на самом деле, как живут немцы, то сами поставите свою власть под расстрел. Что, я не прав?
Барменша даже убавила музыку, с интересом, прислушиваясь к диалогу.
— Да ладно, забей. А сам-то что не там тогда живешь? А Гюнтер?
— Я сидел, здесь. Много. Не один раз. Раньше не выпускали за границу, а теперь, видишь, денег нет на билет, даже на курево.
— Угумм, тогда понятно. Давай что ли, за нас.
На этот раз, они выпили, стукнувшись стаканами.
Кино заговорил первым, немного сбивчиво.
— Понимаешь, я с детства, хотел походить на отца. Перенять его привычки, его походку, не знаю, его мысли, его книги, которые он читал, как чистил зубы, как брился. Наверно это бы изменило мое мировоззрение.
Но его не было, блять, со дня моего первого рождения.
— И вот теперь как мне быть? с кого блять мне брать пример, спрашивается?!.
— Не знаю, ни с кого. Бери образец с самого себя.
— Так просто?
— Да, все просто. Берешь и отсеиваешь от себя всё ненужное.
— А ты где живешь счас? Наверно квартиру проебал по любому.
— Да проебал. Где живу.., на стройке, где же еще. Там есть вагончик, в нем и живу.
Немец показал рукой на север:
— Видел тупик на улице?
— Ну да, видел.
(улица Краузе, в том времени, заканчивалась тупиком, поворачиваясь на другую основную улицу.
Если пойти прямо на север, то там, среди развилок автодорог, находиться «Ашан», «Лента», «Икея», «Магнит»)
— Там стройки идут, видел?
— Видел.
— Наверно поэтому здесь, достраивать улицу. После отца и деда.
Есть что выпить?
— Нету больше.
— Ладно, если что, заходите в гости.
— Угумм. Пока.
Кинул на прощание Кино, когда оживший немецкий дед от похмелья, шустро взбирался по лестнице наверх.
Может быть, я не умру, пока он будет жив, подумал Кино.
Такая себе закономерность, от жизни.
Барменша включила музыку погромче.
— Скажешь "Прощай", скажешь "Прости";
Встретим рассвет с тобой уже не вдвоём.
Не обещай, боль отпусти;
Этот ответ - он сердце ранил моё.
— Пока, — кинул он барменше, которая ставила эту песню по кругу.
Выйдя на улицу Краузе, Кино засунул в ухо наушник, нажимая кнопку на телефоне.
Такие люди, такая жизнь, что поделать, ему надо идти искать отца.
«Янтарем капал мёд
В молочный улун
Все пускаюсь вперёд
А уйти не могу
Ещё пару секунд
Где-то там далеко
На шаре земном
Город, в котором нас
Не узнает никто
Не увидят вдвоём
Это просто весна
Уходящий май
Я сижу у окна
Пишу для тебя
Послушай
Здесь тянутся дни
Рваными струнами
Ты меня укради
Укради до зимы
Увези в полнолуние
Где-то там далеко
На шаре земном
Город, в котором нас
Не узнает никто
Где-то там далеко
На шаре земном
Город, в котором нас
Не узнает никто
Навзрыд плакал
Наш ноябрь
Меня провожая дождями
Зная, что я не вернусь
Ветром бессонным
Снежным штормом
В твоем маленьком
Солнечном
Тихом городе
Я не проснусь
Я просто зима
Уходящий февраль…»
(текст и музыка tAISh)
Уголок самовыражения
В данном констекте реальности, где мы сейчас все находимся
Это так, или не совсем так.
Скажите, что это совсем не правда.
Ну или не правда что ли, плиз.
Искал, гдея
Это так, или не совсем так.
Скажите, что это совсем не правда.
Ну или не правда что ли, плиз.
Искал, гдея
Уголок самовыражения
Когда ты понимаешь, что уже все, конец возможностей, предел, финиш, аут, когда это все теперь не имеет весомого значения, ты можешь послать всех абсолютно на свете, глубоко и подальше. Быть на втором плане у жизни, какое же это уныние.
Можно разрушить всё, при желании.
Если это получиться.
Зачем живу дальше, не знаю.
Просто не знаю, что тут скажешь.
Наверно кто-то знает точно, что так и будет, со мной, с Кино, и с другими.
Кино поднял руку, проголосовав, тачка остановилась возле него.
— Подбросишь?
— А тебе куда?
— Мне бы до ЗАГСа. Только денежек нет с собой.
Он похлопал по пустым карманам одежды.
— Залезай бродяга. Я денег не беру.
— Это почему же?
— Да так, была одна история, хочешь, расскажу?
— Да хоть три рассказывай, только смотри на дорогу иногда!
— Твою налево!
Кино дернул руль вправо, выворачивая тачку на обочину, дергая ручной тормоз на себя, останавливая машину с визгом колес.
— Ты че пьяный?!
— Ну выпил с утра.. ты чего гонишь, мужик?!
— Ты хоть понимаешь, что мы могли расхерачиться прямо здесь?
— Ну да, понимаю. А что я могу поделать? Меня все бросили в жизни: жена с дочкой, брат кинул на бабки, с работы уволили, там короче послал начальника подальше.
— Мы бы счас вьебались в встречный камаз. Всмятку! Блять, ты этого хотел, что ли?! Говори, да или нет.
— Да, хотел, но одному умирать как-то сыкотно. Поэтому дай, думаю, подвезу, одного нищеброда.
— Знаешь, тебе лечиться надо, понимаешь, где-то в отдельной палате.
Вынес диагноз Кино, захлопывая дверь тачки.
Можно разрушить всё, при желании.
Если это получиться.
Зачем живу дальше, не знаю.
Просто не знаю, что тут скажешь.
Наверно кто-то знает точно, что так и будет, со мной, с Кино, и с другими.
Кино поднял руку, проголосовав, тачка остановилась возле него.
— Подбросишь?
— А тебе куда?
— Мне бы до ЗАГСа. Только денежек нет с собой.
Он похлопал по пустым карманам одежды.
— Залезай бродяга. Я денег не беру.
— Это почему же?
— Да так, была одна история, хочешь, расскажу?
— Да хоть три рассказывай, только смотри на дорогу иногда!
— Твою налево!
Кино дернул руль вправо, выворачивая тачку на обочину, дергая ручной тормоз на себя, останавливая машину с визгом колес.
— Ты че пьяный?!
— Ну выпил с утра.. ты чего гонишь, мужик?!
— Ты хоть понимаешь, что мы могли расхерачиться прямо здесь?
— Ну да, понимаю. А что я могу поделать? Меня все бросили в жизни: жена с дочкой, брат кинул на бабки, с работы уволили, там короче послал начальника подальше.
— Мы бы счас вьебались в встречный камаз. Всмятку! Блять, ты этого хотел, что ли?! Говори, да или нет.
— Да, хотел, но одному умирать как-то сыкотно. Поэтому дай, думаю, подвезу, одного нищеброда.
— Знаешь, тебе лечиться надо, понимаешь, где-то в отдельной палате.
Вынес диагноз Кино, захлопывая дверь тачки.
Уголок самовыражения
Наверно кто-то знает точно, что так и будет, со мной, с Кино, и с другими.
Кино поднял руку, проголосовав, тачка остановилась возле него.
— Подбросишь?
— А тебе куда?
— Мне бы до ЗАГСа. Только денежек нет с собой.
Он похлопал по пустым карманам одежды.
— Залезай бродяга. Я денег не беру.
— Это почему же?
— Да так, была одна история, хочешь, расскажу?
— Да хоть три рассказывай, только смотри на дорогу иногда!
— Твою налево!
Кино дернул руль вправо, выворачивая тачку на обочину, дергая ручной тормоз на себя, останавливая машину с визгом колес.
— Ты че пьяный?!
— Ну выпил с утра.. ты чего гонишь, мужик?!
— Ты хоть понимаешь, что мы могли расхерачиться прямо здесь?
— Ну да, понимаю. А что я могу поделать? Меня все бросили в жизни: жена с дочкой, брат кинул на бабки, с работы уволили, там короче послал начальника подальше.
— Мы бы счас вьебались в встречный камаз. Всмятку! Блять, ты этого хотел, что ли?!
— Да, хотел, но одному умирать как-то сыкотно. Поэтому дай, думаю, подвезу, одного нищеброда.
— Знаешь, тебе лечиться надо, понимаешь, где-то в отдельной палате.
Вынес диагноз Кино, захлопывая дверь тачки.
Не так всё было, или почти так, он в очередной раз избежал смерти, которая снова его простила. Ну и ладно, решил Кино, открывая дверь здания, откуда-то донесся звук сообщения, наверно телефон глючит, как и его.
Нет, Кино, не был пьян после ста граммов водки принятых невзначай, он просто ищет отца, где-то здесь поутру, среди этих бумажных кабинетов.
Снова закинул в рот освежающую таблетку «дирола», чуть прожевав, спросил:
— Простите, а к кому…?
— В 208 кабинет обратитесь, — сухо ответила стройная молодая блондинка в брючном костюме лилового цвета, она проходила мимо него по длинному коридору, обдавая запахам дорогих духов «диора», по-женски покачивая бедрами при ходьбе.
Наверно пошла в туалет, чуть представляя себе в уме, как она снимает узкие трусики, наверно алого цвета, взрезающие ее влажную промежность…
Он прошелся по первому этажу, вот и дверь под номером 208, постучал, открыл, осведомился:
— Можно обратиться?
Это было большое помещение, столы, столы везде столы, десять, или построенных двадцать в ряд, у него замутилось в глазах, от этого всего.
Ведь за каждым столом кто-то работал, печатал справки, что-то объяснял, особо непонятливым субъектам, например, в кожаной куртке и в дамском плаще.
— Еще раз говорю: вам не положено пособие.
— Да как-то: мы его усыновили, приняли из детдома, а нам пособие хер, да головку!
— Женщина, успокойтесь. По законам, что есть, мы вам выплатили все деньги.
— Нет, я буду жаловаться. Вы меня не обманете! Я подаю в суд! Семен, рядом!
Мужик в кожанке заелозил, пропуская грозную даму вперед, в раскрытую дверь, где находился Кино.
— Можно?
Спросил он у женщины, за освободившимся столом.
— Да, присаживайтесь. Что у вас? Надеюсь не розыск родственных собачек?
— И такое бывает?
— Тут все бывает.
— Понятно, только у меня ничего такого. Просто отца ищу.
— Я поняла, давайте исходные данные. Уфф, с этой работой с ума сойдешь.
— Сочувствую. Мой отец злостный алиментщик, состоял в браке с какой-то особой.
А теперь как бы помер.
— Понятно, сочувствую. Ваш отец прописан в Екате?
— Да. Вроде бы да.
— А вы сами где живете, где прописаны?
— Я из Вышегорска приехал на днях, вот мой паспорт.
Кино не стал объяснять дальше служебному человеку: что вот он нарисовался, хрен с горы, что нигде не живет, что нет постоянной прописки.
Ладно, что имеется еще паспорт.
— Я поняла, говорите фио отца и год рождения, может что-то найдем в нашей базе.
— Мой год?
— А нет, год рождения вашего отца.
Кино продиктовал вслух, как будто репетировал до этого времени, те самые сокровенные слова и числа, нечего скрывать теперь уже.
— Ну вот, ваш отец, по нашим данным, не числиться умершим.
— Да как так-то?
— Не знаю, сходите в общегородской ЗАГС. У меня показано, что он жил один, не женат, без детей, и без родственников.
— Да как так-то?! Он умер, и у него должны быть….!
Он крикнул, и, и, встал от возбуждения, откидывая голову назад.
Кино осекся, дыхание перехватило на полуслове, он медленно осел на стул.
— Вам плохо?
— Да нет, ничего, бывает, иногда.
— Может скорую вызвать?
— Не, не нужно. Полегче вроде стало. Счас выпью таблетки, все будет норм.
— Знаете что..
— Что?
Женщина списала информацию с монитора на маленький листочек с клейкой полоской вверху розового цвета:
— Вот, адрес прописки, идите и помиритесь.
Тихо добавила:
— Но нам так нельзя делать, понимаете?
— Да, вполне, понимаю.
Он встал, собрался уйти:
— Постойте, вот адрес нашего большого ЗАГСа, он по улице Белинского, 135.
Тут адрес, вот, возьмите, пригодиться.
— Благодарю, за доброе дело.
От души сказал, той женщине, которая вполне оказалось вполне отзывчивым человеком, наверно без имени.
Теперь у Кино в руках находился конкретная точка отсчета.
Где жил его отец, в доме, по адресу, написанный на розовом листочке.
Он подошел к остановке, потирая ладони от утреннего мороза, подъехал автобус.
Почему-то оказался в нем. Среди других немногих пассажиров.
Сел на свободное место, у окна.
Подошла кондукторша, к нему.
— А у меня проездной, — заявил гордо, хотя денег не было ни копейки.
— Студент?
Кондукторша с подозрением осмотрела его.
— Ага, студент. Что не похож?
— Че-то морда взрослая.
— Да мы все такие нынче. Такие уж народилися, я из МГИМО, приехал по обмену опытом…
— Ну-ну, уши то не заливай. Сдудент. Ладно, пока едь, но тихо.
— А он едет на Белинского 135? Архив там, у студентов есть.
Поясняя на немой вопрос кондукторши.
— Едет, я скажу, когда будет, потом выйдешь.
Жизнь, всегда несправедливая штука, вот и все.
Приходиться иногда обманывать, как ты, и как тебя.
Блять, неужели так бывает на свете.
Он поднялся с места, подошел к водительскому месту, где уселась кондукторша, подсчитывая выручку за сегодняшнее утро.
— Остановите! Я выйду. Здесь.
Кино поднял руку, проголосовав, тачка остановилась возле него.
— Подбросишь?
— А тебе куда?
— Мне бы до ЗАГСа. Только денежек нет с собой.
Он похлопал по пустым карманам одежды.
— Залезай бродяга. Я денег не беру.
— Это почему же?
— Да так, была одна история, хочешь, расскажу?
— Да хоть три рассказывай, только смотри на дорогу иногда!
— Твою налево!
Кино дернул руль вправо, выворачивая тачку на обочину, дергая ручной тормоз на себя, останавливая машину с визгом колес.
— Ты че пьяный?!
— Ну выпил с утра.. ты чего гонишь, мужик?!
— Ты хоть понимаешь, что мы могли расхерачиться прямо здесь?
— Ну да, понимаю. А что я могу поделать? Меня все бросили в жизни: жена с дочкой, брат кинул на бабки, с работы уволили, там короче послал начальника подальше.
— Мы бы счас вьебались в встречный камаз. Всмятку! Блять, ты этого хотел, что ли?!
— Да, хотел, но одному умирать как-то сыкотно. Поэтому дай, думаю, подвезу, одного нищеброда.
— Знаешь, тебе лечиться надо, понимаешь, где-то в отдельной палате.
Вынес диагноз Кино, захлопывая дверь тачки.
Не так всё было, или почти так, он в очередной раз избежал смерти, которая снова его простила. Ну и ладно, решил Кино, открывая дверь здания, откуда-то донесся звук сообщения, наверно телефон глючит, как и его.
Нет, Кино, не был пьян после ста граммов водки принятых невзначай, он просто ищет отца, где-то здесь поутру, среди этих бумажных кабинетов.
Снова закинул в рот освежающую таблетку «дирола», чуть прожевав, спросил:
— Простите, а к кому…?
— В 208 кабинет обратитесь, — сухо ответила стройная молодая блондинка в брючном костюме лилового цвета, она проходила мимо него по длинному коридору, обдавая запахам дорогих духов «диора», по-женски покачивая бедрами при ходьбе.
Наверно пошла в туалет, чуть представляя себе в уме, как она снимает узкие трусики, наверно алого цвета, взрезающие ее влажную промежность…
Он прошелся по первому этажу, вот и дверь под номером 208, постучал, открыл, осведомился:
— Можно обратиться?
Это было большое помещение, столы, столы везде столы, десять, или построенных двадцать в ряд, у него замутилось в глазах, от этого всего.
Ведь за каждым столом кто-то работал, печатал справки, что-то объяснял, особо непонятливым субъектам, например, в кожаной куртке и в дамском плаще.
— Еще раз говорю: вам не положено пособие.
— Да как-то: мы его усыновили, приняли из детдома, а нам пособие хер, да головку!
— Женщина, успокойтесь. По законам, что есть, мы вам выплатили все деньги.
— Нет, я буду жаловаться. Вы меня не обманете! Я подаю в суд! Семен, рядом!
Мужик в кожанке заелозил, пропуская грозную даму вперед, в раскрытую дверь, где находился Кино.
— Можно?
Спросил он у женщины, за освободившимся столом.
— Да, присаживайтесь. Что у вас? Надеюсь не розыск родственных собачек?
— И такое бывает?
— Тут все бывает.
— Понятно, только у меня ничего такого. Просто отца ищу.
— Я поняла, давайте исходные данные. Уфф, с этой работой с ума сойдешь.
— Сочувствую. Мой отец злостный алиментщик, состоял в браке с какой-то особой.
А теперь как бы помер.
— Понятно, сочувствую. Ваш отец прописан в Екате?
— Да. Вроде бы да.
— А вы сами где живете, где прописаны?
— Я из Вышегорска приехал на днях, вот мой паспорт.
Кино не стал объяснять дальше служебному человеку: что вот он нарисовался, хрен с горы, что нигде не живет, что нет постоянной прописки.
Ладно, что имеется еще паспорт.
— Я поняла, говорите фио отца и год рождения, может что-то найдем в нашей базе.
— Мой год?
— А нет, год рождения вашего отца.
Кино продиктовал вслух, как будто репетировал до этого времени, те самые сокровенные слова и числа, нечего скрывать теперь уже.
— Ну вот, ваш отец, по нашим данным, не числиться умершим.
— Да как так-то?
— Не знаю, сходите в общегородской ЗАГС. У меня показано, что он жил один, не женат, без детей, и без родственников.
— Да как так-то?! Он умер, и у него должны быть….!
Он крикнул, и, и, встал от возбуждения, откидывая голову назад.
Кино осекся, дыхание перехватило на полуслове, он медленно осел на стул.
— Вам плохо?
— Да нет, ничего, бывает, иногда.
— Может скорую вызвать?
— Не, не нужно. Полегче вроде стало. Счас выпью таблетки, все будет норм.
— Знаете что..
— Что?
Женщина списала информацию с монитора на маленький листочек с клейкой полоской вверху розового цвета:
— Вот, адрес прописки, идите и помиритесь.
Тихо добавила:
— Но нам так нельзя делать, понимаете?
— Да, вполне, понимаю.
Он встал, собрался уйти:
— Постойте, вот адрес нашего большого ЗАГСа, он по улице Белинского, 135.
Тут адрес, вот, возьмите, пригодиться.
— Благодарю, за доброе дело.
От души сказал, той женщине, которая вполне оказалось вполне отзывчивым человеком, наверно без имени.
Теперь у Кино в руках находился конкретная точка отсчета.
Где жил его отец, в доме, по адресу, написанный на розовом листочке.
Он подошел к остановке, потирая ладони от утреннего мороза, подъехал автобус.
Почему-то оказался в нем. Среди других немногих пассажиров.
Сел на свободное место, у окна.
Подошла кондукторша, к нему.
— А у меня проездной, — заявил гордо, хотя денег не было ни копейки.
— Студент?
Кондукторша с подозрением осмотрела его.
— Ага, студент. Что не похож?
— Че-то морда взрослая.
— Да мы все такие нынче. Такие уж народилися, я из МГИМО, приехал по обмену опытом…
— Ну-ну, уши то не заливай. Сдудент. Ладно, пока едь, но тихо.
— А он едет на Белинского 135? Архив там, у студентов есть.
Поясняя на немой вопрос кондукторши.
— Едет, я скажу, когда будет, потом выйдешь.
Жизнь, всегда несправедливая штука, вот и все.
Приходиться иногда обманывать, как ты, и как тебя.
Блять, неужели так бывает на свете.
Он поднялся с места, подошел к водительскому месту, где уселась кондукторша, подсчитывая выручку за сегодняшнее утро.
— Остановите! Я выйду. Здесь.
Уголок самовыражения
Жизнь, всегда несправедливая штука, вот и все.
Приходиться иногда обманывать, как ты, и как она тебя.
Блять, неужели так бывает на свете.
Ему не хотелось жить по каким-то установленным правилам.
Он поднялся с места, подошел к водительскому месту, где уселась кондукторша, подсчитывая выручку за сегодняшнее утро.
— Остановите! Я выйду. Здесь. Мне нужно.
Прав был Витя, который нечаянно создал группу «Кино» тогда, однако, всё находиться только в нас самих же. Такая правда на свете.
Хотя дело не в этом, совсем не в этом…
Кино не успел додумать мысль, дверь автобуса открылась, он спрыгнул с высокой подножки, тут перебил звонок телефона.
— Привет! Как дела?
Звонила Алиса.
— Да, говори погромче, тут не слышно.
— Я говорю как дела?
— У меня пока норм. Где-то иду, вот.
Где? Не знаю, по улице Тольятти.
Он тоже старался говорить погромче в трубку телефона, перекрывая звуки оживленной трассы, на которой гремели фанфары наступившего дня.
— Не слышно, что говоришь? Встретиться? Вопрос жизни что ли, не знаю, наверно можно. Где? В кафе? А в каком? Ладно, попробую, говори адрес.
— Не. Не слышно, лучше напиши, где там..
Он старался перекричать рев очередного камаза проезжающего мимо него, стараясь понять, о чем идет речь, когда он идет домой.
Дом, а что это?
Приходиться иногда обманывать, как ты, и как она тебя.
Блять, неужели так бывает на свете.
Ему не хотелось жить по каким-то установленным правилам.
Он поднялся с места, подошел к водительскому месту, где уселась кондукторша, подсчитывая выручку за сегодняшнее утро.
— Остановите! Я выйду. Здесь. Мне нужно.
Прав был Витя, который нечаянно создал группу «Кино» тогда, однако, всё находиться только в нас самих же. Такая правда на свете.
Хотя дело не в этом, совсем не в этом…
Кино не успел додумать мысль, дверь автобуса открылась, он спрыгнул с высокой подножки, тут перебил звонок телефона.
— Привет! Как дела?
Звонила Алиса.
— Да, говори погромче, тут не слышно.
— Я говорю как дела?
— У меня пока норм. Где-то иду, вот.
Где? Не знаю, по улице Тольятти.
Он тоже старался говорить погромче в трубку телефона, перекрывая звуки оживленной трассы, на которой гремели фанфары наступившего дня.
— Не слышно, что говоришь? Встретиться? Вопрос жизни что ли, не знаю, наверно можно. Где? В кафе? А в каком? Ладно, попробую, говори адрес.
— Не. Не слышно, лучше напиши, где там..
Он старался перекричать рев очередного камаза проезжающего мимо него, стараясь понять, о чем идет речь, когда он идет домой.
Дом, а что это?
Уголок самовыражения
Жизнь, всегда несправедливая штука, вот и все.
Приходиться иногда обманывать, как ты, и как она тебя.
Блять, неужели так бывает на свете.
Ему не хотелось жить по каким-то установленным правилам.
Он поднялся с места, подошел к водительскому месту, где уселась кондукторша, подсчитывая выручку за сегодняшнее утро.
— Остановите! Я выйду. Здесь. Мне нужно.
Прав был Витя, который нечаянно создал группу «Кино» тогда, однако, всё находиться только в нас самих же. Такая правда на свете.
Хотя дело не в этом, совсем не в этом…
Кино не успел додумать мысль, дверь автобуса открылась, он спрыгнул с высокой подножки, тут перебил звонок телефона.
— Привет! Как дела?
Звонила Алиса.
— Да, говори погромче, тут не слышно.
— Я говорю как дела?
— У меня пока норм. Где-то иду, вот.
Где? Не знаю, по улице Тольятти.
Он тоже старался говорить погромче в трубку телефона, перекрывая звуки оживленной трассы, на которой гремели фанфары наступившего дня.
— Не слышно, что говоришь? Встретиться? Вопрос жизни что ли, не знаю, наверно можно. Где? В кафе? А в каком? Ладно, попробую, говори адрес.
— Не. Не слышно, лучше напиши, где там..
Он старался перекричать рев очередного камаза проезжающего мимо него, стараясь понять, о чем идет речь, когда он идет домой.
Дом, а что это?
Какой-то шутник дуралей, как-то вытащенный из воздуха, словно выгнанный клоун из цирка «дю солей» принялся задавать вопросы.
— Нет восприятия? А что есть?
А что если у него нет восприятия: вот этой сумасшедшей реальности.
Ну вот не дается ему увидеть то самое клоунское, которое повисло над нашим воздухом. У каждого имеется причина, чтобы расстаться с тем, или другим человеком.
Кто-то разбрасывает носки по всей квартире, оставляет зубную пасту не закрытой.
На колпачок. Кто-то сказал, там, из тени, женским голосом:
— Иди на хер отсюда, приблуда из трущоб.
Хотя виноват всего лишь незакрытый колпачок от зубной пасты.
Сломанный тюбик зубной пасты, потом.
Или еще, потом вдогонку:
— Сдохни от рака извращенец! Зачем ты сломал тюбик зубной пасты?!
Хотя виноват всего лишь незакрытый колпачок от зубной пасты.
Сломанный тюбик зубной из какой-то пасты, наверно «блендамеда», напополам.
Паста пошла струей, забрызгивая зеркала, унитаз, пенящийся пеной.
Он больше не будет так откроен, так всем. Не так, как тогда.
Когда обычная женщина почему-то обращается в отъявленную мегеру, даже хуже ее.
Ну сломал и сломал, так бывает, почему же из этого делать проблему?
Так нет, жена, супруга, девушка, с который делишь постель, почему-то они так не считают, хотя сами посменно приучили к этому, когда вся одежда пропитана запахом дорогих духов «эгоиста».
Они не экономили на нем, качественные вещи, хорошая еда, это все поначалу.
Потом им надоедало: нет романтики при свете луны, нет любви, нет ничего, особенного.
Что привлекало их, в первом знакомстве, постепенно нарушалось, потом обычная жизнь перетекалась в обыденную рутину, все такое, особенно нехватка денег в семейном бюджете.
Чтобы потом, понять, осознать, он тоже предвидел такой исход неизбежных событий, сидя на унитазе, запершись в ванной комнате, одним за одним, ломал тюбики зубной пасты.
— Иди нахуй. Собирай чемодан.
Он покорно шел, собирал вещи, оставлял ключи в прихожей, закрывал дверь, вызывал лифт вниз, на выход.
Так было всегда, со всеми. Почти однообразно.
По-своему переживая боль от расставания.
Хотя вчера, когда стал выносить мусор, так пришлось, собрался пожарить яичницу с луком на масле, попалось тухлое яйцо из упаковки, запах стоял неимоверно рвотный,..
Короче, надо так надо, удалять или выносить, что он и сделал.
Спускаясь по этажам вниз, он заметил, ее.
Девочку, или девушку, лет двадцати.
Красивая, хотя все они такие в двадцать лет, потом толстеют, жируют, ну тут уже понятно, с возрастом женская красота пропадает.
Она маялась внизу, словно хочет исполнить стриптиз, нетерпеливо перебирая стройными ножками, почему-то, будто ожидая кого-то.
Словно его.
— Привет.
Она не ответила, нервно переминаясь.
Он вышел, там, на улице, в мусорный бак, выкинул тот самый мешок, надвинул капюшон куртки на голову, по пути закуривая сигарету.
Она стояла там же, на первом этаже, конечно, он хищник, вот легкая добыча, как всегда.
— Деньги? Что хочешь?
Девушка нервозно поморщилась накрашенными губками.
Он прошел мимо, зашагав вверх, по пролетам.
Остановился, возле окна, докуривая сигарету.
Она тоже прошла мимо, забираясь по пролету выше.
Хлопнула дверь, она куда-то зашла.
Не зная, о чем она думает, что у нее твориться на уме, прошептал немного вслух:
— Зачем я здесь.
Да ладно, у меня и так хватает проблем, без ваших женских заморочек.
Пусть остается, как бы, той незатронутой территорией.
Затушил сигарету, открыл дверь квартиры, сделал кофе, отпил пару глотков, сделал постель для себя, и уснул.
Так, в общем, были моменты, на которые не стоит обращать внимания.
Уснул и уснул, потом проснулся, ничего сложного в этом нет.
Сны, не знаю, про них он тоже не знает…
Теперь Кино идет по дороге, как всегда в округе звенят ментовские песни из их сине-красных мигалок, вот киоск с проржавевший крышей, на стене вроде граффити черной краской написаны матерные слова.
Приходиться иногда обманывать, как ты, и как она тебя.
Блять, неужели так бывает на свете.
Ему не хотелось жить по каким-то установленным правилам.
Он поднялся с места, подошел к водительскому месту, где уселась кондукторша, подсчитывая выручку за сегодняшнее утро.
— Остановите! Я выйду. Здесь. Мне нужно.
Прав был Витя, который нечаянно создал группу «Кино» тогда, однако, всё находиться только в нас самих же. Такая правда на свете.
Хотя дело не в этом, совсем не в этом…
Кино не успел додумать мысль, дверь автобуса открылась, он спрыгнул с высокой подножки, тут перебил звонок телефона.
— Привет! Как дела?
Звонила Алиса.
— Да, говори погромче, тут не слышно.
— Я говорю как дела?
— У меня пока норм. Где-то иду, вот.
Где? Не знаю, по улице Тольятти.
Он тоже старался говорить погромче в трубку телефона, перекрывая звуки оживленной трассы, на которой гремели фанфары наступившего дня.
— Не слышно, что говоришь? Встретиться? Вопрос жизни что ли, не знаю, наверно можно. Где? В кафе? А в каком? Ладно, попробую, говори адрес.
— Не. Не слышно, лучше напиши, где там..
Он старался перекричать рев очередного камаза проезжающего мимо него, стараясь понять, о чем идет речь, когда он идет домой.
Дом, а что это?
Какой-то шутник дуралей, как-то вытащенный из воздуха, словно выгнанный клоун из цирка «дю солей» принялся задавать вопросы.
— Нет восприятия? А что есть?
А что если у него нет восприятия: вот этой сумасшедшей реальности.
Ну вот не дается ему увидеть то самое клоунское, которое повисло над нашим воздухом. У каждого имеется причина, чтобы расстаться с тем, или другим человеком.
Кто-то разбрасывает носки по всей квартире, оставляет зубную пасту не закрытой.
На колпачок. Кто-то сказал, там, из тени, женским голосом:
— Иди на хер отсюда, приблуда из трущоб.
Хотя виноват всего лишь незакрытый колпачок от зубной пасты.
Сломанный тюбик зубной пасты, потом.
Или еще, потом вдогонку:
— Сдохни от рака извращенец! Зачем ты сломал тюбик зубной пасты?!
Хотя виноват всего лишь незакрытый колпачок от зубной пасты.
Сломанный тюбик зубной из какой-то пасты, наверно «блендамеда», напополам.
Паста пошла струей, забрызгивая зеркала, унитаз, пенящийся пеной.
Он больше не будет так откроен, так всем. Не так, как тогда.
Когда обычная женщина почему-то обращается в отъявленную мегеру, даже хуже ее.
Ну сломал и сломал, так бывает, почему же из этого делать проблему?
Так нет, жена, супруга, девушка, с который делишь постель, почему-то они так не считают, хотя сами посменно приучили к этому, когда вся одежда пропитана запахом дорогих духов «эгоиста».
Они не экономили на нем, качественные вещи, хорошая еда, это все поначалу.
Потом им надоедало: нет романтики при свете луны, нет любви, нет ничего, особенного.
Что привлекало их, в первом знакомстве, постепенно нарушалось, потом обычная жизнь перетекалась в обыденную рутину, все такое, особенно нехватка денег в семейном бюджете.
Чтобы потом, понять, осознать, он тоже предвидел такой исход неизбежных событий, сидя на унитазе, запершись в ванной комнате, одним за одним, ломал тюбики зубной пасты.
— Иди нахуй. Собирай чемодан.
Он покорно шел, собирал вещи, оставлял ключи в прихожей, закрывал дверь, вызывал лифт вниз, на выход.
Так было всегда, со всеми. Почти однообразно.
По-своему переживая боль от расставания.
Хотя вчера, когда стал выносить мусор, так пришлось, собрался пожарить яичницу с луком на масле, попалось тухлое яйцо из упаковки, запах стоял неимоверно рвотный,..
Короче, надо так надо, удалять или выносить, что он и сделал.
Спускаясь по этажам вниз, он заметил, ее.
Девочку, или девушку, лет двадцати.
Красивая, хотя все они такие в двадцать лет, потом толстеют, жируют, ну тут уже понятно, с возрастом женская красота пропадает.
Она маялась внизу, словно хочет исполнить стриптиз, нетерпеливо перебирая стройными ножками, почему-то, будто ожидая кого-то.
Словно его.
— Привет.
Она не ответила, нервно переминаясь.
Он вышел, там, на улице, в мусорный бак, выкинул тот самый мешок, надвинул капюшон куртки на голову, по пути закуривая сигарету.
Она стояла там же, на первом этаже, конечно, он хищник, вот легкая добыча, как всегда.
— Деньги? Что хочешь?
Девушка нервозно поморщилась накрашенными губками.
Он прошел мимо, зашагав вверх, по пролетам.
Остановился, возле окна, докуривая сигарету.
Она тоже прошла мимо, забираясь по пролету выше.
Хлопнула дверь, она куда-то зашла.
Не зная, о чем она думает, что у нее твориться на уме, прошептал немного вслух:
— Зачем я здесь.
Да ладно, у меня и так хватает проблем, без ваших женских заморочек.
Пусть остается, как бы, той незатронутой территорией.
Затушил сигарету, открыл дверь квартиры, сделал кофе, отпил пару глотков, сделал постель для себя, и уснул.
Так, в общем, были моменты, на которые не стоит обращать внимания.
Уснул и уснул, потом проснулся, ничего сложного в этом нет.
Сны, не знаю, про них он тоже не знает…
Теперь Кино идет по дороге, как всегда в округе звенят ментовские песни из их сине-красных мигалок, вот киоск с проржавевший крышей, на стене вроде граффити черной краской написаны матерные слова.
Уголок самовыражения
Я, водитель такси, возрастом за пятьдесят лет, оно работает по межгороду, наверно в нем прибыток побольше для владельцев таким бизнесом.
Потому здесь, работаю.
Для своего, тоже собственного навара.
В аренде, вместительная «тойота», на шесть пассажирских мест, не считая багажника позади, поручней наверну кузова, где тоже можно закрепить разный багаж: сумки, клетки, футляры, в общем такое, иногда, нетрадиционное.
Конечно, тачку берегу, смазываю мотор маслом, если надо, мою сам автошампунем, а не на робомойках, не гоняю на встречке, паркуюсь аккуратно, ну а хули стаж тридцать лет за рулем. Работа собачья, но деньги идут, глядишь, заработаю себе на отсроченную пенсию.
Хозяину нужно тоже отдавать «процент», ну тут такое.
Как говориться, не подмажешь, не поедешь.
Работа, как работа: позвонили, поднял, отвез, и высадил.
Всё! Больше никаких резких движений: рожают, роддом, там кто умер по ходу пьесы, — похеру.
Идите, ищите других, более специальных людей.
В тот раз, было тоже, как обычно, из диспетчерской, да вечером скинули список очередных пассажиров на «ватцап».
Пу-пу-пу, выдыхая через губы, ну ничего, такая предварительная работа с общением незнакомых людей, обзвонил, назначил место встречи, или они мне (ну не важно)
Пришлось заваривать кофе несколько раз, но я привык.
В час ночи, не спалось, то ли простатит, то ли геморрой замучил от старости лет, в очередной раз сходил в туалет, потом стал делать кофе в литровый термос на »дальняк».
Конечно, есть кофейни на давно знакомой трассе, и все такое, но свой домашний гораздо лучше, когда у тебя нет выбора; сколько вам положить? Одно ложку или две?
А сколько класть сахара? А с молоком или без
Я пробовал запоминать девушек баристок по именам, давал щедрые чаевые, иногда, самым таким, красивым, или отзывчивым к доброму слову, когда они идут к слишком низкому декольте, молочные сиси наклоняются прямо к стакану.
Но было все ни к черту!— девчонки, после нескольких отработанных смен, из придорожных баров, кофейн, таверн, забегаловок, увольняются! Как собаки сбегают, прям нет приличных слов.
Бегут, как крысы, с тонущего корабля точнее, как крыски: маленькие, хлипкие, орут, визжат во все стороны в закрытом туалете на щеколду, но блялять,….
Да не, не, не, боже упаси, у меня с этим строго, у меня жена секси, семья, дети, моральные принципы, что ли имеются за душой. Но все равно в бардачке где-то лежит пачка презервативов, не использованных еще.
Так, на всяких случай пожарный, или еще что нибудь..
Мало-ли, вдруг клиенту приспичит, засадить свой член, в дырочку или дырку, в общем неважно,,., и где ему искать, так сказать средство защиты? Посреди поля, деревни, или леса? В которых клещей немеряно.
А тут, здрасте, — хоба, новенький, в упаковке, почти сам смазанный, всего-то за копейки.
Ну уж не за копейки, а я сам отшкурю клиента по полной программе на бабки, уже потом.
У меня и видяха на лобовом стекле уставлена на это дело.
Видеорегистратор на «360» градусов., кто не понял.
Снимаю видосы со шкурами, выкладываю на «онлифансе».
Бабки капают тоже оттуда.
В общем, кручусь, верчусь, как могем.
Движуха, одним словом.
Хотя, от него можно другие слова произвести, как-то;
— Че подвижухаемся? (обращение к любимой)
— Че движухаем? ( типа друзьям, подбивая их на посещения ночного клуба)
Записал в бумажный блокнот, не верю этим гаджетам, разные телефоны, адреса, а самое главное время, в которое, моя тачка должна появиться у подъезда, или на адресе.
Кофе, чай, нет кофе, снова кофе, чтобы сегодня и завтра ночью, не уснуть, не проморгать, когда будет следующий поворот на трассе.
Вот и время пришло, поцеловал жену, пусть спит, посмотрел на деток, тоже пусть спят, закрыл дверь на ключ, спустился. Вот и «тойота» во дворе, ключи, термос с кофе, барсетка с документами, все расставлено по местам как надо.
Телефон как навигатор, чуть справа руля, правда чуть разряженный, просто надо сунуть провода в сеть, где «прикуриватель», пусть заряжается по дороге.
Набрал номер, по громкой связи, одновременно выкручивая руль, на проезжую часть.
— Да?
— Это такси, буду через две минуты.
— Понял, выхожу.
Нажал кнопку отбоя, снова пытаясь, увернутся от какого-то ночного лихача на «дастере», который гнал под «200» выжимая полный газ, на встречной полосе.
Подкатил к адресу, почти вплотную,, темно, ни зги не видать, уличное освещение пропили в том году, включил фары, так спокойней.
И видно, кто приехал, зачем, почему, откуда.
Ненавижу эти идиотские вопросы.
Приехал? Значит приехал.
Стою, значит стою.
Блять, какие еще вопросы ко мне?!
Уф, надо кофейка бахнуть из термоса, а то нервишки шалять от нервов.
Или радийку какую-нибудь поставить на громкость, все будет веселее, закурить сигарету? Поссать на счастливую дорожку?
Где нет ментов.. и тебя не заставят оправдываться за превышение скорости, за разные огрехи.
Или все вместе сделать?
Я вышел из тачки, чтобы отлить где-то в уголке, возле входа в подвал, закуривая сигарету, пожелалав делать то и то, благо здесь темень, ночь, пустота, а мне сильно приспичило, почему-то кофе заебало, всегда от него хочется ссать, хотя много пьешь, много писяешь, наверно тут закон физики, или химии, действует, но не суть, …..
Потому здесь, работаю.
Для своего, тоже собственного навара.
В аренде, вместительная «тойота», на шесть пассажирских мест, не считая багажника позади, поручней наверну кузова, где тоже можно закрепить разный багаж: сумки, клетки, футляры, в общем такое, иногда, нетрадиционное.
Конечно, тачку берегу, смазываю мотор маслом, если надо, мою сам автошампунем, а не на робомойках, не гоняю на встречке, паркуюсь аккуратно, ну а хули стаж тридцать лет за рулем. Работа собачья, но деньги идут, глядишь, заработаю себе на отсроченную пенсию.
Хозяину нужно тоже отдавать «процент», ну тут такое.
Как говориться, не подмажешь, не поедешь.
Работа, как работа: позвонили, поднял, отвез, и высадил.
Всё! Больше никаких резких движений: рожают, роддом, там кто умер по ходу пьесы, — похеру.
Идите, ищите других, более специальных людей.
В тот раз, было тоже, как обычно, из диспетчерской, да вечером скинули список очередных пассажиров на «ватцап».
Пу-пу-пу, выдыхая через губы, ну ничего, такая предварительная работа с общением незнакомых людей, обзвонил, назначил место встречи, или они мне (ну не важно)
Пришлось заваривать кофе несколько раз, но я привык.
В час ночи, не спалось, то ли простатит, то ли геморрой замучил от старости лет, в очередной раз сходил в туалет, потом стал делать кофе в литровый термос на »дальняк».
Конечно, есть кофейни на давно знакомой трассе, и все такое, но свой домашний гораздо лучше, когда у тебя нет выбора; сколько вам положить? Одно ложку или две?
А сколько класть сахара? А с молоком или без
Я пробовал запоминать девушек баристок по именам, давал щедрые чаевые, иногда, самым таким, красивым, или отзывчивым к доброму слову, когда они идут к слишком низкому декольте, молочные сиси наклоняются прямо к стакану.
Но было все ни к черту!— девчонки, после нескольких отработанных смен, из придорожных баров, кофейн, таверн, забегаловок, увольняются! Как собаки сбегают, прям нет приличных слов.
Бегут, как крысы, с тонущего корабля точнее, как крыски: маленькие, хлипкие, орут, визжат во все стороны в закрытом туалете на щеколду, но блялять,….
Да не, не, не, боже упаси, у меня с этим строго, у меня жена секси, семья, дети, моральные принципы, что ли имеются за душой. Но все равно в бардачке где-то лежит пачка презервативов, не использованных еще.
Так, на всяких случай пожарный, или еще что нибудь..
Мало-ли, вдруг клиенту приспичит, засадить свой член, в дырочку или дырку, в общем неважно,,., и где ему искать, так сказать средство защиты? Посреди поля, деревни, или леса? В которых клещей немеряно.
А тут, здрасте, — хоба, новенький, в упаковке, почти сам смазанный, всего-то за копейки.
Ну уж не за копейки, а я сам отшкурю клиента по полной программе на бабки, уже потом.
У меня и видяха на лобовом стекле уставлена на это дело.
Видеорегистратор на «360» градусов., кто не понял.
Снимаю видосы со шкурами, выкладываю на «онлифансе».
Бабки капают тоже оттуда.
В общем, кручусь, верчусь, как могем.
Движуха, одним словом.
Хотя, от него можно другие слова произвести, как-то;
— Че подвижухаемся? (обращение к любимой)
— Че движухаем? ( типа друзьям, подбивая их на посещения ночного клуба)
Записал в бумажный блокнот, не верю этим гаджетам, разные телефоны, адреса, а самое главное время, в которое, моя тачка должна появиться у подъезда, или на адресе.
Кофе, чай, нет кофе, снова кофе, чтобы сегодня и завтра ночью, не уснуть, не проморгать, когда будет следующий поворот на трассе.
Вот и время пришло, поцеловал жену, пусть спит, посмотрел на деток, тоже пусть спят, закрыл дверь на ключ, спустился. Вот и «тойота» во дворе, ключи, термос с кофе, барсетка с документами, все расставлено по местам как надо.
Телефон как навигатор, чуть справа руля, правда чуть разряженный, просто надо сунуть провода в сеть, где «прикуриватель», пусть заряжается по дороге.
Набрал номер, по громкой связи, одновременно выкручивая руль, на проезжую часть.
— Да?
— Это такси, буду через две минуты.
— Понял, выхожу.
Нажал кнопку отбоя, снова пытаясь, увернутся от какого-то ночного лихача на «дастере», который гнал под «200» выжимая полный газ, на встречной полосе.
Подкатил к адресу, почти вплотную,, темно, ни зги не видать, уличное освещение пропили в том году, включил фары, так спокойней.
И видно, кто приехал, зачем, почему, откуда.
Ненавижу эти идиотские вопросы.
Приехал? Значит приехал.
Стою, значит стою.
Блять, какие еще вопросы ко мне?!
Уф, надо кофейка бахнуть из термоса, а то нервишки шалять от нервов.
Или радийку какую-нибудь поставить на громкость, все будет веселее, закурить сигарету? Поссать на счастливую дорожку?
Где нет ментов.. и тебя не заставят оправдываться за превышение скорости, за разные огрехи.
Или все вместе сделать?
Я вышел из тачки, чтобы отлить где-то в уголке, возле входа в подвал, закуривая сигарету, пожелалав делать то и то, благо здесь темень, ночь, пустота, а мне сильно приспичило, почему-то кофе заебало, всегда от него хочется ссать, хотя много пьешь, много писяешь, наверно тут закон физики, или химии, действует, но не суть, …..
Уголок самовыражения
Я вышел из тачки, чтобы отлить где-то в уголке, возле входа в подвал, закуривая сигарету, пожелалав делать то и то, благо здесь темень, ночь, пустота, а мне сильно приспичило, почему-то кофе заебало, всегда от него хочется ссать, хотя много пьешь, много писяешь, наверно тут закон физики, или химии, действует, но не суть, …..
И тут появился он, ну как, появился, откуда-то из подъезда подошла фигура, в темной одежде, чуть прихрамывая на одну ногу.
— Такси?
— Угумм, — продолжая поливать нежданный асфальт мелким дождиком.
— На Уфу?
— Угумм, — все также, когда же ночной кофе закончится в моем мочевом пузыре.
— Можно сесть в машину?
— Да можете, нет проблем.
— Я тут занят, немного…
— Да ничего. Бывает. Пока тут устроюсь.
Согласился первый пассажир, открылась и закрылась дверь позади, где расположены задние стекла.
Почему-то он был маске, хотя ковид давно закончился.
Подвинул водительское зеркало, чтобы получше разглядеть первого пассажира.
Он склонился, скрывая лицо за маской и накрытым капюшоном куртки.
— Чем расплачивается клиент нашего такси?
Карта, наличка? И да, счас нет ковида, можно без маски.
— Да ничем. У меня бомба. Возьмешь в расчет?
— В смысле?? Это как?
— В прямом смысле, это самодельное взрывное устройство.
Я сапер, работал там, за ленточкой, на СВО: мины, гранаты, детонаторы, безхозное поле. Милое дело, воруй не хочу.
Собрать для меня бомбу не проблема, понимаешь?
— Э-э, че ты творишь?! Ты че задумал??
— Детей, мальчонку, в элитную школу пристроить, женка, супружница моя, ага, вот ты видишь, на днях выкинула фортель несусветный :
Хочу мол, в Турцию, на морях поплавать, и в отелях заграничных побалыватся, хочу мол грит, полотенца махровые, или махеровые, тьфу, язык мой грешный, присвоить по тихому.
Ну, если ты понимаешь, о чем говорю.…
— Завали хлебальник! Я нажму кнопку, и все будем в турецком раю, в ту же секунду.
— Не надо! Умоляю!!.
— А теперь следи за дорогой. Какой следующий адрес?
И тут появился он, ну как, появился, откуда-то из подъезда подошла фигура, в темной одежде, чуть прихрамывая на одну ногу.
— Такси?
— Угумм, — продолжая поливать нежданный асфальт мелким дождиком.
— На Уфу?
— Угумм, — все также, когда же ночной кофе закончится в моем мочевом пузыре.
— Можно сесть в машину?
— Да можете, нет проблем.
— Я тут занят, немного…
— Да ничего. Бывает. Пока тут устроюсь.
Согласился первый пассажир, открылась и закрылась дверь позади, где расположены задние стекла.
Почему-то он был маске, хотя ковид давно закончился.
Подвинул водительское зеркало, чтобы получше разглядеть первого пассажира.
Он склонился, скрывая лицо за маской и накрытым капюшоном куртки.
— Чем расплачивается клиент нашего такси?
Карта, наличка? И да, счас нет ковида, можно без маски.
— Да ничем. У меня бомба. Возьмешь в расчет?
— В смысле?? Это как?
— В прямом смысле, это самодельное взрывное устройство.
Я сапер, работал там, за ленточкой, на СВО: мины, гранаты, детонаторы, безхозное поле. Милое дело, воруй не хочу.
Собрать для меня бомбу не проблема, понимаешь?
— Э-э, че ты творишь?! Ты че задумал??
— Детей, мальчонку, в элитную школу пристроить, женка, супружница моя, ага, вот ты видишь, на днях выкинула фортель несусветный :
Хочу мол, в Турцию, на морях поплавать, и в отелях заграничных побалыватся, хочу мол грит, полотенца махровые, или махеровые, тьфу, язык мой грешный, присвоить по тихому.
Ну, если ты понимаешь, о чем говорю.…
— Завали хлебальник! Я нажму кнопку, и все будем в турецком раю, в ту же секунду.
— Не надо! Умоляю!!.
— А теперь следи за дорогой. Какой следующий адрес?
Уголок самовыражения
Мы, все, чего-то ждем.
Ждем солнца, ждем ночи.
Ждем начала новой серии из вечернего сериала.
Ждем конец рабочей смены, чтобы не знать о завтрашнем дне.
Ждем в очередях, чтобы больше но о чем не думать.
Хотя отчего, почему?
Слова, производимые голосовым аппаратом, написанные буквы гусиным пером, или стучащими пальцами по кнопкам пишущей машинке марки «ремигтон», задираемые шрифтами, почему-то извлекаемые из воздуха, они, словно имеют магическую окраску, определяющую жизнь, на много дней, или даже лет, будто линии судьбы, начертанные на ладони, предсказанные цыганкой, которая гадала по руке, что будет дальше.
Ждем солнца, ждем ночи.
Ждем начала новой серии из вечернего сериала.
Ждем конец рабочей смены, чтобы не знать о завтрашнем дне.
Ждем в очередях, чтобы больше но о чем не думать.
Хотя отчего, почему?
Слова, производимые голосовым аппаратом, написанные буквы гусиным пером, или стучащими пальцами по кнопкам пишущей машинке марки «ремигтон», задираемые шрифтами, почему-то извлекаемые из воздуха, они, словно имеют магическую окраску, определяющую жизнь, на много дней, или даже лет, будто линии судьбы, начертанные на ладони, предсказанные цыганкой, которая гадала по руке, что будет дальше.
Уголок самовыражения
Наверно мы все знаем, или предполагаем.
Она меня любила, сначала, это точно, знаю теперь.
Когда слова не имеют никакого значения, эти слова будили меня по утрам, чтобы где-то ходил, где-то работал.
Она думала обо мне, почти всегда, невзирая на возраст, наверно погоду.
Ей приходилось меняться, шорты, трусы, бюстгальтеры, все ни к черту, лишь сарафаны, или простой комбинезон, чтобы она не выглядела совсем уродливой.
Она одевала меня по утрам, застегивала рубашку на пуговицы, повязывала галстук.
Она мыла меня в ванной, омывала мое невзрачное тело ласковыми руками, в пенистой мыльной пене, целовала пальчики ног, чтобы что?
Чтобы мог, наконец, пойти своими ногами в этот гребаный мир, заселенный чудовищами, немыслимыми демонами с которыми должен сражаться.
Это моя мама.
Это ей сломал руку.
Это она пробила череп железной пряжкой на ремне, до крови, до хруста костей.
Жизнь, оно такое, непредсказуемое состояние, до крайности.
Сегодня жив, завтра нет, как такое понять, вообще непонятно.
Любовь и боль, странное дело.
Мам, прости, если ты слышишь нас, неродившихся детей, братиков и сестер, то, тебе, привет, оттуда.
Там, где-то там, оно есть, существует.
Когда мы все станем, совсем чужими, непробиваемые, словно остро заточенное копье, поднимая его вновь и вновь на ринге, или на ристалище судеб…
Она меня любила, сначала, это точно, знаю теперь.
Когда слова не имеют никакого значения, эти слова будили меня по утрам, чтобы где-то ходил, где-то работал.
Она думала обо мне, почти всегда, невзирая на возраст, наверно погоду.
Ей приходилось меняться, шорты, трусы, бюстгальтеры, все ни к черту, лишь сарафаны, или простой комбинезон, чтобы она не выглядела совсем уродливой.
Она одевала меня по утрам, застегивала рубашку на пуговицы, повязывала галстук.
Она мыла меня в ванной, омывала мое невзрачное тело ласковыми руками, в пенистой мыльной пене, целовала пальчики ног, чтобы что?
Чтобы мог, наконец, пойти своими ногами в этот гребаный мир, заселенный чудовищами, немыслимыми демонами с которыми должен сражаться.
Это моя мама.
Это ей сломал руку.
Это она пробила череп железной пряжкой на ремне, до крови, до хруста костей.
Жизнь, оно такое, непредсказуемое состояние, до крайности.
Сегодня жив, завтра нет, как такое понять, вообще непонятно.
Любовь и боль, странное дело.
Мам, прости, если ты слышишь нас, неродившихся детей, братиков и сестер, то, тебе, привет, оттуда.
Там, где-то там, оно есть, существует.
Когда мы все станем, совсем чужими, непробиваемые, словно остро заточенное копье, поднимая его вновь и вновь на ринге, или на ристалище судеб…
Уголок самовыражения
Я выключаю телефон.
Наверно эти слова взяты из «кино», но наверно, тогда все было не так.
Просто жму на кнопку телефона, чтобы он мог, наконец, отключиться от сетей, вырубится, заткнуться надолго.
Черный кирпичик, который теперь молчаливо валяется в углу, да пошел он нахер!
Мне звонят разные люди, по разным причинам; кому-то должен денег, кто-то задолжал, требует отсрочки на неделю или две, дела, дела, дела, дела, неподходимая реальность для слишком чувствительной натуры.
Риэлторы, круэлторы, спамеры, коллекторы.
Это так надоедает, потому так.
Выключаю телефон, снова и снова, но покамест наверно не навсегда. Не насовсем.
Ничего нового в этом нет.
Когда отключаешь, словно отключаешься от мира, мира новостей и зловещей пропаганды;
Нет бензина на АЗС?
Будем пешком ходить, на самокатах ездить.
Подняли налоги и ЖКХ?
Ничего, выроем землянки в лесах, в них и придется жить.
Когда ты умрешь, ничего не понадобится: ни телефон, ни вай-фай с точкой доступа, ни интернет, ни 5G.
Все будет недоступно, как всегда.
Так привычней, то понимаю, от того становиться спокойней где-то внутри.
Хотя немного где-то ошибся, так бывает, невозможно все предусмотреть, постелить соломки, на место, где упадешь, чтобы было помягче упасть.
— А что бывает?
— Не знаю. Наверно по-разному складывается жизнь в пазлы.
Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо…
Наверно эти слова взяты из «кино», но наверно, тогда все было не так.
Просто жму на кнопку телефона, чтобы он мог, наконец, отключиться от сетей, вырубится, заткнуться надолго.
Черный кирпичик, который теперь молчаливо валяется в углу, да пошел он нахер!
Мне звонят разные люди, по разным причинам; кому-то должен денег, кто-то задолжал, требует отсрочки на неделю или две, дела, дела, дела, дела, неподходимая реальность для слишком чувствительной натуры.
Риэлторы, круэлторы, спамеры, коллекторы.
Это так надоедает, потому так.
Выключаю телефон, снова и снова, но покамест наверно не навсегда. Не насовсем.
Ничего нового в этом нет.
Когда отключаешь, словно отключаешься от мира, мира новостей и зловещей пропаганды;
Нет бензина на АЗС?
Будем пешком ходить, на самокатах ездить.
Подняли налоги и ЖКХ?
Ничего, выроем землянки в лесах, в них и придется жить.
Когда ты умрешь, ничего не понадобится: ни телефон, ни вай-фай с точкой доступа, ни интернет, ни 5G.
Все будет недоступно, как всегда.
Так привычней, то понимаю, от того становиться спокойней где-то внутри.
Хотя немного где-то ошибся, так бывает, невозможно все предусмотреть, постелить соломки, на место, где упадешь, чтобы было помягче упасть.
— А что бывает?
— Не знаю. Наверно по-разному складывается жизнь в пазлы.
Я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо…