А вот какое любопытное...
Про реальные типа ыстоки патентованной дэмо-Крадии...
И про некоторые именно психологические особенности генетических, ткскзть, дэмо-Крадикофф...
И про то, на что опирается ИЛЛЮЗИЯ псевдо-человеческого дастоынства у типа самых главных дэмо-Крадикофф...
То есть - про те самые особенности, которых НЕ панымаютЬ ЧУЖИЕ льюди, увэренные, что уж они-то будут СЧИТАТЬСЯ людьми - везде, хотя бы за деньги, и даже если их деньги - краденные...
Не понимают такие дурачочки, что КРАСТЬ, особенно красть нагло и беспощадно - эта ПРЫВЫЛЭГИЯ далеко не для всех...
https://scepsis.net/library/id_2132.html
«... В Великобритании - даже во время Французской революции - народные массы выступали
НЕ против господствующих классов, без труда удерживавших власть, «а против мнимых врагов “церкви и короля”».
Томис и Холт отмечали, что если в Англии и происходило народное движение, то «это было движение черни, направлявшей
во имя церкви и короля свою ярость против церковных диссидентов /95/ и реформаторов».
Например, бунты в декабре 1792 г. были направлены против парламентской реформы.
Предшествующие же народные возмущения (1780) имели своей целью не допустить улучшения положения католического меньшинства.
Подобные побуждения проистекали из «темных страстей», схожих с нацистской ненавистью, — писал Джеральд Ньюмэн, сравнивший протестантского фанатика тех времен Джорджа Гордона с Адольфом Гитлером.
Как раз такая чернь в 1791 г. сожгла дом видного богослова, ученого и радикала Джозефа Пристли.
Именно такая контрреволюционная атмосфера 1795—1820 гг.
- репрессии,
- антиинтеллектуализм
- и фанатизм
- тадам!!! - способствовала быстрому росту духовной и социальной
сплоченности,
сословной солидаризации английского общества.
Эта реакция родилась в самых глубинах и захватила все классы.
«За Церковь и Короля!», — скандировала Англия.
Страна была охвачена паникой, вызванной воображаемым вторжением французов и подстрекаемым французами бунтом ремесленников и рабочих (а может быть, и интеллектуалов, управляемых из Франции, «небританских радикалов» в духе Вольтера, адепта «безбожия и революции»).
«Этот панический страх перед революцией на много десятилетий определил отношение британского общества к радикально настроенным элементам», — такой вывод сделал Джеральд Ньюмэн.
Народное движение было не революционным, а ксенофобским;
- оно как бы предвосхитило поддержку рабочими британских расистов в XX в. (и уже в конце XIX в.).
Такая реакция не являлась чем-то новым:
«Уже с XVI века
нападения на иностранцев... случались (в Англии) достаточно часто.
Инстинктивная ксенофобия, по-видимому, уже на протяжении многих веков являлась эндемической чертой местного городского жителя...
Наличие такой ксенофобии в течение очень длительного периода английской истории является бесспорным».
Для английских рабочих, способных на выступления, характерна была «НЕ готовность требовать фундаментальных изменений», даже в рамках господствующей социальной системы, а «
готовность искать себе жертвы среди политических новаторов».
Для английских рабочих — даже во время их обнищания — раса значила больше, чем класс.
Немногочисленные английские революционеры остались в изоляции.
А правящий режим Британии успешно клеймил чисто реформаторские устремления меньшинств как «
непатриотические». !!!!!!
Преступление по определению должно было носить неанглийский характер.
Так в 1790 г. британские суды считали, что в основе преступной деятельности кроются французские корни.
К 1803 г. в глазах англичан французы стали олицетворять преступность и дикость:
- неконтролируемые страсти,
- садизм,
- животные инстинкты,
- каннибализм,
- сексуальное насилие,
- содомию и тому подобное. (ах, и содомию тоооооже?... какой не-дэмо-Крадненький кашмар!!!...)
За 140 лет ДО распространения нацистских представлений о большевиках аналогичная пропаганда велась англичанами в отношении французов:
- «(революционно настроенных) французов нельзя назвать людьми,
- это какой-то особый подкласс существ,
- какой-то подвид монстров...»
Плакат с надписью:
«Подходят ли французы хоть для одной из наших человеческих игр?
Смог бы француз сыграть с нами в крикет?
Да, пожалуй, с таким же успехом мы могли бы играть с обезьянами...» (1803) можно назвать еще одним из самых безобидных.
А с 1846 г. обычных преступников в Англии стали называть «уличными арабами», «английскими кафрами» и «готтентотами».
Внутри Англии никогда не было «пятой колонны».
Ведь англичане - даже беднейшие - принимали свое низкое положение в социальной иерархии как данность и в своем верном
послушании оставались солидарны с господствующими классами.
Они испытывали не ненависть к высшему сословию, но удовлетворение от того, что кто-то занимает еще более низкое, чем они сами, положение.
«Англичане смотрят вниз с презрением, а вверх - с восхищением.
В Англии нет предпосылок для... революции», — такой вывод делал автор «Английской идеологии»...
Именно такое расовое единство грезилось доктору Геббельсу как прототип его национал-социалистического «Volksgemeinschaft».
Еще в 1930 г. он не раз восхищался национальной сплоченностью «политически воспитанного народа», образцового в своем стремлении сформировать единонаправленную национальную волю.
И в 1939 г., когда была развязана война, Геббельс ссылался на то, что в Англии сознание национальной принадлежности — нечто само собой разумеющееся, тогда как в Германии его только внедряют как очередную задачу, имеющую первостепенную важность...
... Мятежники - так повелось - были «изменниками» не только для Адольфа Гитлера.
Вполне логично, что
- будущий фюрер всех немцев ссылался на слова (сказанные еще до того, как сложилось убеждение, что «Гитлер — это Германия, а Германия — это Гитлер»)
- некоего британского полковника, привыкшего к английской модели «расового единства», привыкшего к социальной сплоченности англичан, к отсутствию в Великобритании революционных настроений.
«У немцев каждый третий — предатель», — утверждал он.
Напротив, «Англия не ведет переговоров с предателями»
- так гласил ответ, полученный в 1938 г. немецкой группой
сопротивления во главе с генералом Фричем*,
- когда последний заклинал мистера Невилла Чемберлена НЕ отдавать Судетскую область «фюреру»,
- не поддаваться на его угрозы
- и дать возможность этим немецким офицерам свергнуть и арестовать Гитлера еще в самом начале его военной акции.
Ведь в Англии - прямо-таки как в образ-цовом национал-социалистском «расовом единстве» - сопротивление «
своему правительству» квалифицировали как низкую измену «своей стране».
(* Фрич Вернер фон, барон (1880—1939) — нем. воен. деятель, генерал, с 1935 г. — главнокомандующий, в 1938 г. снят с этой должности за разногласия с Гитлером.)
С таким же отношением столкнулся и немецкий социал-демократ Вернер К.,
- когда в 1938 г. попросил политического убежища в Великобритании.
- При официальном собеседовании судья, принимавший решения, спросил его, почему тот не хочет оставаться в Германии, на своей родине?
- Узнав, что Вернер не согласен с политикой тамошнего правительства, судья обрушился на него: «Так вы хотите жить в Англии, чтобы так же действовать против нашего правительства?»
Когда проситель возразил, сказав, что он - противник национал-социализ-ма,
- судья спросил переводчика: «Что это такое?»
- И тот ответил: «Не знаю, ваша честь, — возможно, что-то вроде лейбористской партии».
Этим можно объяснить то, почему к интернированным иностранцам,
жертвам фашизма в их собственных странах, в Англии относились жестче, чем к британским фашистам.
Ведь, в конечном счете, последние (фашисты...) считались патриотами Британии, в то время как первые — предателями своей страны.
Подчас интернированные оказывались просто в невыносимых условиях.
Так, двое бывших узников гиммлеровских концлагерей покончили с собой в Англии.
Таким образом, английский патриотизм однозначно оценивал
- экзистенциальное неприятие правящего в отечестве режима
- как бесчестное предательство.
В Англии принцип «My Country, right or wrong» («Это моя страна, права она или не права») стал частью «здорового» национального чувства (формирования которого так добивался национал-социализм), и дело обошлось даже без «völkische» доктрины о расовом единстве.
В Англии не понадобилось и особой партийной идеологии, к которой так стремился Альфред Розенберг.
Этот рейхсляйтер совершенно правомерно выдви-нул следующий довод:
- сэр фашист Освальд Мосли вполне мог бы не называть свою партию партией британских фашистов. (просто потому, что все британчики генетические фашисты...)
- А британские идеологи фашизма по праву настаивали на том, что за ними стоит прочная и давно сложившаяся британская традиция— в частности, от Эдмунда Бёрка до Бенджамина Дизраэли...»